Ведьмины камни (СИ)

Ахнув во весь голос, Хельга отшатнулась и чуть не упала – но мощные руки тут же подхватили ее сзади и надежно прижали к широкой груди. Даже сквозь свою одежду Хельга ощутила жар обнаженного тела, тем более поразительный, что вокруг был холод зимнего леса, и ее саму пробило жаром. Но рваться из этих объятий она не стала: сильно напуганная колдовством, что сотворила сама, она отчаянно нуждалась в надежной опоре.

Белый пес сел на снег, потом встал, виляя хвостом. Его карие глаза были устремлены на Хельгу с выражением безоглядной собачьей верности, пасть, обрамленная черными губами, раскрыта, показывая длинный розовый язык и белые зубы, весь вид выражал преданность. Разум Хельги отказывался понять, откуда взялась собака и куда исчез Видимир, но позади пса на снегу валялся плетеный короб, топор с деревянным чехлом на лезвии, лук в берестяном налуче, колчан с десятком разных стрел – пара срезней, а остальные тупые, на мелкую пушную дичь. Лыжи, рядом торчит из снега палка… Все, что она вот только что видела при Видимире – кроме него самого.

– Этот тебе уже не опасен, – сказал ей прямо в ухо дышащий жаром голос.

– Отп-пусти меня, – простонала Хельга, понимая, что в таком положении ей не овладеть собой.

Альв насмешливо хмыкнул и медленно ослабил хватку – ожидая, что без поддержки она начнет падать. Он не так уж ошибался: у Хельги земля качалась под ногами, и, освобожденная, она тут же сама уцепилась за руку Ульва Белого.

Пес подпрыгнул и подался к ней, слегка поскуливая. Он явно жаждал броситься ей на грудь, но опасался альва – в его глазах зверя куда более крупного.

– Можешь взять его и вернуться в город, – посоветовал Ульв Белый. – У тебя там есть еще одна моя шкура – ты же не потеряла ее? Набрось ее на отца, и он тоже станет вилять хвостом и преданно заглядывать тебе в глаза. И поезжайте куда хотите.

– Но к-как… Это же не насовсем? Их можно превратить обратно?

– Можно. Достаточно сказать: «Вкруг себя ты повернись – в человека превратись». Но не советую делать это прямо сейчас, – предостерег альв. – Он ничего не запомнит из того времени, как был псом, но вам же нужно время, чтобы устроить свои дела, пока ваши враги лижут вам руки!

Хельга молчала, пытаясь сообразить, как все устроить. Если она явится в Видимирь с этим псом… а потом сделает и Несвета таким же псом… помешать им уехать отец с сыном, наверное, не смогут, но…

– Но все подумают, что я ведьма… – прошептала Хельга, умоляюще заглядывая альву в глаза.

В первый раз ей удалось выдержать его взгляд и не отвернуться сразу. В его глазах дышало, плескалось расплавленное золото – эта самая сила, которой он мог превращать людей в животных и творить любое волшебство. Часть этой силы он передал Хельге – поэтому ей стало легче находиться рядом с ним, но труднее – находиться рядом с самой собой. Зато вместо прежнего страха она почувствовала некое влечение к Ульву Белому – на самом деле ощутила в нем опору, подмогу… даже родство.

– Да, мы же родня, – подтвердил он, и на его губах впервые вместо усмешки появилась легкая улыбка. – Ваша прародительница по матери – моя сестра Скульд. За поколения ее кровь в ваших жилах изрядно разбавилась простой человеческой, ты даже не унаследовала ее глаза. Зато Снефрид – первая, у кого родилось несколько детей. У всех потомков Скульд и Асбранда Снежного было не больше одного. Такова наша природа: мы не очень-то плодовиты.

Это верно: у матери Хельги не было братьев или сестер, у отца Снефрид – Асбранда Эриля – их тоже не было, и у его отца, кажется, тоже. Поэтому Снефрид и осталась после смерти Асбранда совсем одна на свете, не имея в Свеаланде даже дальней родни.

– Ну а кто же ты, как не ведьма? – продолжал Ульв Белый, и в его улыбке сверкнул клык, показавшийся Хельге почти волчьим. – Ты хочешь пользоваться силой Всеотца и не быть ведьмой? Так не получится: нельзя войти в воду и не намокнуть. Тебе ведь не приходится превращаться в зверя или птицу самой… хотя я еще не решил, чем возьму с тебя плату за помощь.

Ульв Белый окинул Хельгу медленным взглядом, будто глазами пробуя на вкус. Потом опустил веки, приглушая сияние колдовского золота.

– Советую тебе оставить их псами на три-четыре дня. – В его низком голосе Хельге послышалось рычание, и, вслушиваясь в этот голос, она едва уловила смысл слов. – За это время вы уедете далеко. Шкуры придется им оставить, но это не беда. Если ты снова захочешь спать под теплой пушистой шкурой… Позови меня… и я охотно для тебя ее сниму.

У Хельги загорелось лицо. Пусть чертами Ульв Белый был не слишком хорош, но тела прекраснее нельзя было и вообразить; там, где у мужчин на теле растут волосы, у него был негустой белый мех, ничего особо не скрывавший.

– Хочешь еще чего-нибудь… спросить?

Хельга опомнилась: показалось, что она уж слишком долго стоит здесь и пялится на него, и чем дольше пялится, тем сильнее ее страх переплавляется в восхищение, а сквозь восхищение прорастает желание к нему прикоснуться…