Ведьмины круги (сборник)

Катины домашние дела мы не обсуждали. Слушали музыку, которую включала дебелая красавица в белых крахмальных, с кружевами передничке и венце. Она мягко двигалась за стеклянной витриной с пирожными, средь банок с кофе и всяких сладостей в ярких обертках и коробочках. За спиной у нее висели два цветных глянцевых плаката с портретами Кикабидзе и Челентано. Первый стоял на голубом фоне, скрестив руки и заложив пальцы под мышки, в старомодном пиджаке с прямыми плечами и в шляпе с полями, с седоватой аккуратной бородкой. Вид у него был значительный, хотя в этой значительности угадывалось что-то напускное. Загорелый Челентано в кепке и пиджаке, в вырезе которого виднелась голая грудь, производил впечатление смышленого малого. У него была белозубая улыбка, мечтательно-настойчивые глаза и энергичное обаяние. На другой стенке – картинки от старых календарей: старинный замок и какая-то эстрадная группа, которую мы не опознали.

Еще мы изучали объявления и инструкции на доске «Справки» рядом с нашим столиком: «Ветераны Отечественной войны обслуживаются вне очереди», «Контроль над магазином осуществляет Цементный завод», «Санитарные правила», «Адреса вышестоящих организаций». На отдельной табличке под стеклом помещалась загадочная надпись: «Ответственный за прием стеклянной посуды – Б. Пастернак». Мы недоумевали, что бы это значило? Тем более что в магазине был один гастрономический отдел и спиртные напитки не продавались, а банки в нашем городе уже много лет не принимают.

Что-то очень славное и старомодное, как пиджак Кикабидзе и звучавшая здесь музыка, было в нашем «Аквариуме». Поначалу мы удивлялись, почему он так безлюден, а потом поняли: в обеденный перерыв и после смены магазин наполняется рабочими цементного завода, так что здесь не протолкнуться. Мы приходили в неурочное время.

Впереди у нас был целый свободный месяц, и, признаться, я подумывал о том, чтобы смотаться в Питер. Было неловко звонить майору Лопареву, чтобы спросить, как дела. А зайти – с меня бы стало. Надеяться, что майор сам позвонит мне, не приходилось. А еще я беспокоился, что милиция не обратит должного внимания на Рахматуллина, не найдет против него улик. А может, он и вообще ни при чем? И тут у меня появилась безумная мысль: не знает ли Люсина учительница, кто такой Руслан Рахматуллин? Я позвонил ей и спросил.

– Это мой ученик? – поинтересовалась она.

– Не знаю. А может быть вашему ученику лет сорок или немного за сорок?

– Нет, моим первеньким по тридцать четыре. А из какой оперы этот Рахматуллин?

– Он был как-то связан с Люсей.

Нет, не знала она такого. Ну и ладно, я бы и думать про Ирину Ильиничну забыл, но на другой день она позвонила мне сама и спросила, почему я интересовался Рахматуллиным и как он был связан с Люсей. Без всяких вступлений спросила, прямо, и я понял, что надо сказать. Объяснил, что видел его перед Люсиным исчезновением, а теперь встретил в Петербурге. И про Папу Карло рассказал, и про милицию.

– Знаешь, – сказала Ирина Ильинична, – с этой Театральной академией у меня до сих пор заноза в сердце сидит. Я, конечно, впрямую не виновата, что она не поступила. Только ведь это я выбрала ей стихотворение для прослушивания. Не читал Апухтина? У него есть монолог сумасшедшего: «Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх и можете держать себя свободно, – я разрешаю вам. Вы знаете, на днях я королем был избран всенародно…» А суть в том, что в больницу навестить сумасшедшего приходят жена и брат. И в минуты просветления он узнаёт их и понимает свою беду и даже помнит, как началась его болезнь. А потом снова затмение. Люся очень хорошо читала это стихотворение. Наша учительница математики даже заплакала, когда ее слушала. Мы все были уверены, что Люся поступит. Я и сейчас думаю, что она поступила бы, если бы не дикое стечение обстоятельств. Одна девочка тоже читала это стихотворение. И еще одна с ним же была перед ней в списке. Люся запаниковала, а когда настала ее очередь и она оказалась перед комиссией, в последнюю секунду приняла решение читать другое. И ты знаешь, что она стала читать?

– Откуда же я могу знать?

– Монолог Гамлета. «Быть иль не быть». И все могло хорошо кончиться, но она от волнения сбилась, заплакала и убежала. Говорят, потом кто-то из комиссии ее искал, а она сложила пожитки и уехала домой.

Зачем Ирина Ильинична звонила мне? Чтобы рассказать про монолог сумасшедшего? А зачем про Рахматуллина спрашивала? После каких-то общих слов я снова спросил ее: может, она все-таки знает, кто он такой? Открестилась. Тогда я спросил ее: как часто она видела Люсю после ее замужества? Сказала, что у нее до сих пор хранится приглашение на свадьбу, и не пришла она потому, что лежала в больнице, а потом Люся заходила к ней дважды: один раз в школу, один раз домой.

Когда Ирина Ильинична позвонила еще раз, я уже не сомневался, что это неспроста. Понял, как голос услышал, еще до того, как она пригласила меня к себе поговорить лично, а не по телефону, и тут же помчался.