Ведьмины круги. Сказания и легенды народов Европы о витязях, великанах, феях, гномах и эльфах

Император был готов последовать за ним. Не слушая предостережений своих слуг, старый герой, не ведавший, что такое страх, пришпорил своего коня и ринулся в воды Селефа. Некоторое время золотые доспехи блестели среди волн, несколько раз седая голова показалась над водой, но затем стремительные воды увлекли коня и всадника в темные глубины, и император навеки сокрылся с глаз своей армии. Доблестные рыцари и верные друзья бросились в поток, желая спасти своего императора или умереть вместе с ним, и разделили с ним его судьбу. Сраженные горем воины бродили по берегам реки, в надежде, что она хотя бы вернет им его тело. Но наступила ночь, и набросила черную вуаль на печаль и скорбь дня.

* * *

Все вокруг погрузилось в сон, еще более глубокий, чем обычно. Луна сияла высоко в небе, и в ее лучах воды Селефа мягко струились, подобно расплавленному серебру. Но вот они грозно вспенились; показалась седая голова, золотые доспехи засверкали над водой, и из воды медленно показался Барбаросса, верхом на своем верном коне. Бесшумно, император двигался по водам, и из глубин, навстречу ему, поднимались верные воины, следовавшие за императором всюду, не оставившие его и в смерти. Капли, сверкающие, подобно бриллиантам, срывались с доспехом и с легким всплеском падали в сверкающий поток.

Молча двигались они по волнам; ни единый звук не нарушал ночную тишину; вскоре они свернули к берегу и поднялись на каменистый склон.

На вершине холма Барбаросса и его безмолвные воины остановились. На мгновение взгляд императора задержался на его дремлющей армии, он вытянул руку, словно благословляя ее на прощание, затем тронул поводья, и конь с всадником, неподвластные более земному тяготению, понеслись вперед, к любимому отечеству.

Они миновали Босфор. Далеко внизу мерцали башни Константинополя с золотыми крестами на вершинах, но Барбаросса не обратил на них внимания. Его голова была наклонена, так что седые пряди развевались на ночном ветру, а взгляд был устремлен на землю, над которой, с быстротой штормового ветра, облачной тропой, мчались лошади.

Вскоре под ними зашумели немецкие леса, и на губах императора появилось нечто напоминающее прежнюю улыбку.

На юге распростерлись итальянские равнины, забравшие лучшие годы его жизни и юношескую энергию, но император отвернулся от них. Может быть, он уже предвидел, сколько битв и сражений суждено увидеть этим полям.

Он вдохнул воздух родины. Он ощущал аромат сосновых лесов Шварцвальда, волны Неккара мерцали под ним и вот, в серебристом сиянии полной луны, он увидел Штауфенбург, колыбель императорской семьи.

Барбаросса поднял руку, благословляя его зубчатые стены и башни, но продолжил свой путь на север.

В ночной темноте под ним зашумели леса Шпессарта, ни один лунный луч не мог пробиться сквозь их пышные кроны. А потом блеснули воды Кинцига, показались стены Геласхаузена, а на вершине холма – любимый замок императора, с высоким эркерным окном и окном комнаты Гелы напротив.

Барбаросса склонился к холке своего коня и окинул взглядом места, где был счастлив юношей.

Вскоре он оказался над дорогой, а затем и над знакомым лесом и раскидистым «императорским дубом». Голова старика все еще была склонена, словно его взгляд мог пронзать переплетенные кроны деревьев. До его слуха донесся чистый звон колокола. Внизу, в монастыре, возносили полночную молитву, и эти звуки, когда-то едва не разбившие ему сердце, сейчас действовали словно заклинание, способное вернуть любимый образ. Грудь его вздымалась, как в былые времена, одновременно от радости и горя; «Гела, моя Гела!» – сорвалось с его губ и достигло монастыря, в подземелье которого упокоилась его любимая.

Но кони продолжали свой неспешный путь по золотой равнине Тюрингии к горе Кифхойзер, где Фридрих Барбаросса должен был сегодня вечером держать совет со своими верными рыцарями, о народе Германии и его будущем.

Замок, в былые дни так часто открывавший ему и его двору свои гостеприимные ворота, в чьих залах устраивались многочисленные веселые пиршества, о чьем богатстве и великолепии рассказывают нам старинные хроники, – этот замок по-прежнему оставался грозной неприступной крепостью, но Барбаросса не стал стучать в его ворота.

Лошади тихо опустились на землю и остановились у потайного входа на склоне горы.

Император ударил мечом по камню, и громкое эхо разнеслось по проходу. Отворилась каменная дверь, и Барбаросса со своими верными рыцарями вошел в просторный зал горы Кифхойзер. Еще не успела закрыться скала позади них, когда послышались тихие шаги, распахнулись волшебные врата, и вошла прелестная Гела, облаченная в свадебный наряд, в каком ее положили в гроб.

Рука смерти коснулась ее сердца, но не погасила любви. Когда крик Фридриха достиг ее слуха, она открыла глаза, словно пробудившись от глубокого сна, и покинула склеп, чтобы отыскать своего возлюбленного. И теперь стояла перед ним, красивая и грациозная.