– Ты хочешь, чтобы понимали тебя, а понимать и считаться с другими не хочешь. – Мама заплакала и закрыла у меня перед носом дверь.
Я опустился на ступени. Там, где я стоял, натекла лужа. Мне было холодно, я сник и почувствовал, что очень устал.
Динка все это время сидела у порога с таким видом, будто знала, что решается ее судьба. Теперь морда у нее стала виноватой, она встала и выжидающе смотрела на меня: она поняла, что я уже во всем раскаиваюсь и ей нужно уйти. Я похлопал рукой по ступеньке рядом с собой, и она опять села.
О чем я думал, когда брал с собой собаку? Не знаю, но наш с мамой скандал я, видимо, воображал в каком-то романтическом свете, вышло же грубо и даже оскорбительно.
На верхнем этаже щелкнула дверь. Ба-бах! – ахнуло в мусоропроводе. А вскоре и наша дверь открылась. Мама была тихо-дел овитая.
– Давай поговорим по-хорошему, – предложила она. – Я обещаю тебе купить настоящего породистого щенка, какого-нибудь дога или водолаза. Или кто тебе нравится? Только уведи эту блохастую дворнягу. Наверняка она больная.
Я представил, как иду по улице с догом или водолазом мимо одноклассников и знакомых. А главное, мимо тех, кто помнит меня во дворе нашего дома с плюшевой собачонкой.
В мыслях я уже предал Динку. О настоящем водолазе (а лучше всего немецкая овчарка!) только мечтать можно. Но как же эта дворняга, которая шла у моей ноги, которая выбрала меня? Выгнать ее на улицу?
Мы снова ругались с мамой, но уже как-то устало, почти без эмоций и не повышая шепота. Я видел, что Динка настороженно следит за нами. Умная, она все понимает.
Опять ни о чем не договорились, мама ушла, а мы остались на лестнице.
А ведь не случайно я привел собаку в тот день, это я уже потом сообразил. Я боялся завтрашнего первого сентября, был совершенно растерян, не знал, на кого, на что опереться.
В июле мы переехали на окраину города, в новый благоустроенный дом. А раньше жили почти в самом центре в деревянном, двухэтажном. У нас была отдельная квартира с кухней, но уборная была общая для двух квартир в коридоре. Ванной, конечно, не было. И вообще я рвался оттуда уехать.
Девятый класс я окончил с отличием. В последний день Ленка Маркова сказала мне:
– Интересно знать, как бывает на душе у отличника. Наверно, тепло и сыро, никаких проблем, кроме боязни, что благополучия немного убавится.
В великом изумлении я что-то промямлил в ответ. За что же она меня так не любит? Что я ей сделал? Дались ей мои пятерки! Я же не тщеславный петух, отметки для меня не главное в человеке…
Все лето меня беспокоили странные Ленкины слова. Что же она имела в виду?
Наверное, ничего, говорил я себе в сотый раз. А на душе у отличника покоя не было, отвратительно было. Я чувствовал себя скучным, никому не нужным ничтожеством. Впервые мне опротивели рыбы. Я с отвращением смотрел на три ухоженных аквариума, и хотелось гвоздануть по ним молотком. Я сомневался в себе и правильности своей жизни.
Мы с мамой не могли дождаться переезда, а въехав в новую квартиру, месяц исправляли недоделки строителей, покупали новую мебель, потому что старую мама не захотела везти с собой. Я насилу упросил ее не покупать мне письменный стол, потому что люблю свой старый, – он крепкий, а я со своими рыбами и всякими опытами все равно испорчу крышку стола.
Я твердо решил перейти в ближнюю школу, мама была против, она говорила, что в десятом классе никто не меняет школу и учителей, тем более если идет на золотую медаль.
Мамино упрямство феноменально, но я знал, что в старую школу ни за что не вернусь. Мама держалась как скала, а сдалась внезапно и трагедий больше не разводила, сказала только:
– До твоей школы час и обратно час. В переполненном автобусе. А новая под боком. Надо же в этой глупой затее найти хоть какие-то преимущества? Хотя в твоем положении родная школа – самое большое преимущество.
– А какое такое у меня положение? – игриво спросил я.
– «Интересное»! – язвительно сказала мама. – Ты беременен золотой медалью.
Я попытался сострить, что рожать придется в новой школе, но она не поддержала. Ее мой переход очень беспокоил. Однако документы мы забрали и переправили на новое место.
Боялся я новой школы, класса, и поддержки искать было не у кого. Кроме собаки. Вот и клюнул на нее, схватился в последний момент, как за соломинку, и уже чуть не променял на дога.
Я совсем промерз на каменных ступенях и стучал зубами. Мама несколько раз выглядывала и опять появилась, ужасно раздраженная. И я вдруг понял: победа! А нужна ли эта победа, эта собака – уже не знал. Тупость и равнодушие.
– Ты с ума сошел? Заболеть хочешь? Тебе завтра в школу. Или ты собираешься здесь до утра сидеть?
– От тебя зависит.
– Я уже ответила: нет!
А я по голосу чувствовал: да! По лицу.
– Тогда я буду ждать здесь отца.
– Я теряюсь перед твоей наглостью. Завтра ты крокодила приведешь, послезавтра гюрзу принесешь! Иди домой, и пусть эта блохастая собака не лезет в комнаты. Переоденься и вымой ее.
Наконец мы вошли и закрыли за собой дверь. Я приказал Динке:
– Сидеть. Ни с места.