Ведьмины приключения, или Как Сита охотилась на директора

На меня ошарашено уставились две здоровые тетки и один щуплый заморенный дядя. Сразу понятно, кто тут стряпню дегустирует, а кто в сторонке облизывается. Это ж надо так мужика заморить!

— Оголодала, чель? — пробасила самая широкая повариха.

— Меня этот… — Блин, как его звать-то? А, какая разница. — Ведьмак к вам посуду мыть отправил.

— Судомойка новая, чель? А Верка ж где? Никак уволили гады! Ты глянь, Тамар, старичье плешивое, а все туда же. Девок в поселок таскают, да поближе к себе пристраивают! Тьфу! И не совестно тебе? Така молодая и уже приживалка, — разорялась по ходу шеф-повар сего убогого заведеньица.

— Да наказали меня за колдовство в общаге! Вот отправили посудомойкой, пока настоящая из отпуска не вернется, — спокойно объяснила убогим. А чего нервничать-то? На дураков не обижаются.

— Брешешь! — воскликнул субтильный мужичок. — За енто дело здеся гонють с ходу!

И я только сейчас заметила, что у этого заморыша вид совсем непрезентабельный. Вещички старые и явно с чужого плеча, жиденькие волосенки неопределенного цвета спутаны, а кожа у недужного с зеленоватым оттенком.

— А это что за зверь? Дядя, тебе бы полечиться. Совсем плохо выглядишь! — решила сразу расставить все приоритеты. Я язва, и обижать меня не рекомендуется.

А зеленушный обиделся, сделал пару шагов вперед и, стукнув себя кулаком в грудь, гордо заявил:

— Я не зверь! Я с этим, как бишь его, энтеллектам. Вот!

А мне показался странным звук его шагов. Шлепающий какой-то. Опускаю глаза вниз и вижу… полный атас! У мужичонки вместо ног ласты! Не резиновые, а свои, природные. Ступни с длинными перепончатыми пальцами.

— Э-э-э, пойду я, пожалуй, какое-нибудь другое наказание попрошу, — попятилась в обеденный зал и… в кого-то врезалась. Медленно оборачиваюсь.

— Ох ты ж, где моя мини-юбка! — само как-то вырвалось.

Просто передо мной стоял такой парень, что у меня правый глаз — тот, который синий, — задергался. Да, у меня глаза разные. Не в смысле, что один левый, а другой правый. Они по цвету разные. Левый — золотисто-карий, правый — насыщенно-голубой, а когда вот такого, как сейчас, представителя мужеского полу вижу, он становится синим. Сигнал подает, наверное.

— Да ты и без мини-юбки ничего, — заявил мужчина моей мечты, отодвинул меня в сторону и пошел на кухню.

— А вообще без всего — просто неотразима, — почему-то брякнула удаляющейся спине.

— Такое я не берусь утверждать, пока не проверю, — обернулся и подмигнул серебристо-серым, в обрамлении длинных черных ресниц, глазом.

Потом повернулся к кухаркам и выдал:

— Я опять накосячил, в помощь прислали. Колитесь, что у вас тут неподъемное перетаскивать нужно?

— И где у вас тут посуду моют? — бодренько потопала обратно.

— Посуды пока нету. Иди стулья снимать да столы протри. Тамара, дай ей таз и тряпку. А ты, Санек, горе ты наше луковое, топай в предбанник. Там муку и крупу подвезли. Чего куда складывать — сам знаешь, — распорядилась главная кухарка и, уперев кулачищи в необъятные бока, повернулась к зеленому чудику. — Дядька Лучко, мы как с тобой сговаривались? Ты мне рыбу, я тебе подкормку. Так чего пустой приперся? Нечисть ты болотная!

— Я озерная, — пробурчал чудик. — Давай подкормку, а я те завтра ентой рыбы во приволоку, — и рукой над своей косматой головенкой махнул. — Вы ж чего удумали, топить, знамо дело, запрещаете. А нам таперича, акромя рыбы-то, и жрать неча. А она ужо поперек горла. Гони корму, а то русалки на село пойдуть!

— Так у них же ног нету. Ты мне зубы-то не заговаривай, — не растерялась повариха, а потом вздохнула, махнула рукой и сжалилась: — Бери уже. По миру меня пустите, оглоеды. Коли завтра с утра рыбы не будет, ни крупинки больше не получишь. — И как гаркнет: — Санька, откинь там мешок перловки для дяди Лучко.

— Ой, спасибочки. Вот кормилица. Век не забуду, — начал, кланяясь, пятиться к двери по ходу водяной!

— И смотри мне, чтоб хорошо чищенная была! — погрозила пальцем тетка.

— Да как же ж, да обязательно. — И водяной ушел.

— Ну, чего встала? Айда столы тереть, кому говорю.

И я пошла тереть эти самые столы, думая, что Александр — одно из моих любимых имен.

Вышла в обеденный зал, обвела взглядом не меньше пятидесяти столов и подумала, что про запрет на магию в столовой мне ничего не говорили…

Побродила между столами, сняла пару стульев, потом зажмурилась и ка-а-ак рявкну:

— А ну, живо все на пол!

Послышался грохот, кряхтенье и оханье. Открыла левый глаз, потом правый, и опешила. Все стулья валялись на полу, некоторые стояли, но большая часть позорно развалилась. А нечего рухлядь студентам подсовывать. Я, может, жизнь кому-то спасла. Вот так пришли бы, сели на стул, а он — бац и развалился. Ну, если не жизнь, то пятую точку уж точно! А с кухни опять послышались стоны. Побежала посмотреть, может, случилось чего. А там… красотищ-щ-ща! Поварихи лежали, распластавшись по полу, и шепотом переговаривались.

— Никак отшельники напали, — прошептала Тамара.

— Ить их за ногу! А в кухне-то они чего забыли? — ответила главная.

И тут в кухню влетел матерящийся Александр.