Ведьмой быть не запретишь... (СИ)

— Уничтожишь, деточка, изведешь. — Ганна скрипуче рассмеялась. — Вот это слова настоящей ведьмы, ведьма обид не прощает и обидчиков завсегда благодарит, да сторицей им воздает. А теперь скидывай рубашонку свою и садись на пол передо мною, только спиною повернись, груди мне твои незачем, перед милым своим ими сверкать будешь.

Я слегка помедлила, старая ведьма зажала в руке нож ритуальный, символами древними испещренный, ручка ножа обычная деревянная, а сама сталь каленая, да не в нашем мире, а в подземном, кровосток не раз кровью людскою омытый и даже ни разу не вымытый, а оттого рыжие разводы по всей поверхности ножа виднеются.

Мое промедление ведьме не понравилось.

— Быстро я сказала. До полуночи надо успеть закончить, в полночь с тьмой пойдешь договариваться, а к тому времени печать, силы сдерживающую, надо снять. — она махнула рукой в приглашающем жесте. — Ну же, давай, что ты как дите малое.

Кузьмич осторожно дернул меня за подол.

— А может не надо, Василиса? Чую я добром эта затея не кончится.

Ганна тут же змеей взвилась.

— Еще хоть слово скажешь, Кузьмич, я тебя вон выставлю, и ходу тебе в дом мой больше не будет.

Домовой примолк, а я медленно стащила все еще мокрую рубашку, и села на деревянный пол, повернувшись спиной к ведьме.

— Сейчас придется немного потерпеть, девонька. Только кричать нельзя, боль в себе держи, она потом в твою силу превратится.

Раскупорив бутылочку с кровью, ведьма вылила все содержимое мне на спину и растирая начала нараспев приговаривать:

— Как ночью самой темною,
Как в предрассветный час,
Спят с сладкою истомою
Свет с тьмой, что дремлют в нас.
И в деве этой чистою
Как непорочный час,
Проснется сила чистая,
Сковав цепями связь.

Я почувствовала как меня гнет к земле, руки и правда словно кандалами сковало, распластывая на полу.

— Не сопротивляйся.

Ведьма ладонью нажала между лопаток укладывая на пол. Я не видела, что творится за спиной, а потому не дернулась когда Ганна занесла нож надо мной и заговорила громко, четко проговаривая каждое слово.

— И спадет печать, и вернется к тому кто наложил ее, воздав по заслугам за годы без силы прожитые.

Почувствовав как нож вспорол кожу, и по бокам заструилась кровь, едва сдержалась, чтобы не заорать в голос.

— Освободится сила, будь то темная или светлая, и потечет рекой по венам наполняя источник.

Еще один порез, заставивший вздрогнуть.

— Откроются двери к дворцу памяти предками нажитому, мудрости великой, великим Родом оставленной.

Еще одно обжигающее болью прикосновение.

— И будет так в сей час, войди сила в тело кровью омытое, смиренно принимает тебя твой сосуд.

Я, уже ожидающая очередной боли, почувствовала прохладу, но ненадолго. Ведьма, взявшая со стола ступку с травами, начала втирать их в раны, тихо бормоча заклинания призыва. Закончились мои мучения тем, что на меня вылили мутную болотную воду. После этого я почувствовала словно ветер пронесся и обдал меня прохладным дыханием. Закружил, поднимая мелкие пылинки, зализывая раны, втяривая в себя кровь и пот, обильно покрывшие тело, в глаза ударил свет и Ганна поспешила мне их прикрыть.

— Вот и все девочка, вот и все, а теперь спи, еще ночь нелегкая предстоит.

Глава 31

Сон сморил тяжелый и темный, там пахло тленом и какой-то жуткой безысходностью. Боли я не чувствовала, но знала что она придет потом, с первым проблеском света, а пока тьма дарила забвение, взамен забирая чувства.

Помню злилась на кого-то, а за что вспомнить не получается, да и надо ли это. Какой смысл в злости, она разрушает и не дает покоя.

Еще светлое чувство было, что любовью люди зовут, а иные и болезнью пагубной кличут, вот туда-то тьма и вцепилась хваткой стальною, оплела коконом, не давая вздохнуть, душу по капле вытягивая и мрак даруя.

Издалека, словно из мира другого, прежнего, светлого и яркого доносился зов:

— Василиса, просыпайся.

А я и не спала, я только-только просыпаться начала от сна многолетнего.

— Я же говорил, она не спит, ее тлен пожирает, посмотри на руки.

Я уж было хотела тоже взглянуть что там с руками, а потом не стала. Какая разница? Тело всего лишь сосуд, испортится один, найду другой.

И на этой мысли я споткнулась. Это совсем на меня не похоже, я бы никогда так не подумала.

— Буди ее страя карга, как только до сердца эта плесень доберется она помрет.

— Да захлопни ты варежку полумерок, она сама пробудиться должна, должна доказать что достойна силой обладать. А если нет, то в забвение ей и дорога.

Попыталась открыть глаза и не смогла, меня снова утягивало в сырое и темное подземелье памяти, вот только не моей, а чужой и чуждой мне. Там женщина цепями скованная смотрела глазами кровью налитыми на дитя утробы своей, которое подросло и заковало ее. Первая ведьма рода, которая нарекла сына Всеволадом, а тот запер ее в подземелье за убийство жены его, которая с оборотнем спуталась.