Ведьмы

– Узник, на выход, ну, что, дождался своего часа, – прозвучал грубый голос. Меня подхватили под руки, ударили чем-то длинным по спине и выволокли на свет. Я лежал лицом вниз в пыли на дороге. Песок скрипел на зубах, рот пересох. Вокруг было много вооруженных копьями и короткими мечами людей, воняло жутко! Повозка, рядом с которой я лежал на земле была запряжена серым мулом, верха не было и посередине был закреплен столб. Охранники переругивались и плевались на землю чем-то очень неприятным. Что они жуют такое? Ужас, как воняет. В этот момент мул помочился и желтый ручеек побежал прямо в мою сторону. Я дернулся, пытаясь увернуться от мочи. Охранники загоготали и сбили меня с ног ударом древка копья прямо в лицо.

Bible black. Темнота, тишина, круги, свет, – все в красном и почему-то сильно трясет. Очнулся я прикованный к столбу в телеге, глаза заливала кровь из раны на лбу, голова разваливалась от боли, глаза резал свет, губы спеклись. Несколько мгновений потребовалось, чтобы сориентироваться на местности. Вокруг толпа, люди что-то кричат, солдаты грубо оттесняют толпу, впереди помост. Из толпы в меня полетели куски земли, навоза, гнилые яблоки. Я с трудом уворачивался от летевших нечистот, многие попадали – толпа бесновалась. Только сейчас я понял, что случилось и куда я попал.

Повозка остановилась у помоста. Толпу оттеснили и к повозке подошли два монаха в рубищах с крестами в руках, головы их прикрывали до глаз капюшоны. Мой взгляд упал на толпу, которую сдерживали солдаты длинными копьями. Люди бесновались, казалось их охватило коллективное безумие, орущие рты с гнилыми зубами, вытаращенные глаза, всклокоченные волосы. Они все меня ненавидели и желали мне мучительной смерти. За что? Я абсолютно не понимал происходящего. Какой-то предмет вылетел из толпы и попал мне в голову – толпа взревела и завыла. Я на миг потерял сознание. Очнувшись от холодного потока воды, которым меня окатили из грязного ведра, я осознал, что лежал щекой на соломе у ног мула, который безучастно жевал солому, рассыпанную по грязной земле. Рядом топтались чьи-то ноги, наконец, меня подняли, и я оказался лицом к лицу с толпой. Прямо передо мной скалился Кац. Одет он был в грязную средневековую одежду, а на боку висел короткий меч. Он разглядывал меня, что-то обсуждая с кем-то еще, показывал на меня пальцем. Руки и ноги у меня были в кандалах, и я не мог даже пошевелиться. Два здоровенных детины подхватили меня под руки и закинули на помост. Толпа ликовала, я лежал лицом вниз и смотрел на землю сквозь щели в помосте. Рядом стояли те, кто тащил меня из повозки. Они махали толпе и скалились. Один делал неприличные жесты какой-то горожанке, от чего толпа валилась со смеху. Я сделал усилие и перевернулся на спину, за что получил сильный удар ногой по ребрам под гром оваций и улюлюкания зрителей. За то я теперь мог видеть НЕБО! Никогда раньше я так не любовался небом, оно было прекрасно и безгранично, синева манила и влекла. Птицы парили в высоте, купаясь в восходящих потоках воздуха, рассекая солнечные лучи. Господи, Творец, я понял, что небо – это синева твоих глаз. Не закрывай глаза, Творец, посмотри на меня в последний раз! Скажи мне, что все вокруг меня – это воля Твоя, Господи!

На эшафот поднялась фигура, укутанная в красный плащ, с капюшоном на голове, и толпа затихла. Из-под капюшона струились длинные рыжие волосы. Палач повернулся к трибуне и поклонился, толпа взревела. Раздались крики, визг, переходящий в хрип. Помощники грубо перевернули меня на живот и потащили под локти по доскам помоста к дубовой колоде. Господь закрыл свои голубые глаза, и я теперь мог видеть только грязные доски эшафота. Да будет воля Твоя! Палач подошел мягкой походкой и скинул капюшон, – Анна! Зеленые глаза! Рыжая копна волос! Нежные руки с длинными пальцами. Помощник палача расстегнул защелки футляра и достал из бархатного лона блестящее на солнце лезвие на длинной черной рукоятке и передал его в нежные тонкие руки Анны. Ее длинные пальцы легко обхватили рукоятку смертельного орудия и она, опершись на левую ногу, легко занесла инструмент смерти над головой. Толпа подавилась своим криком, этот крик, казалось, забил глотки этим ничтожествам, человекоподобным животным, способным только бояться и радоваться чужим страданиям! Господи! Скажи, что все это воля Твоя! Открой же глаза! Скажи, что все эти люди – плоть и кровь Твоя! Я не верю! Господи, Скажи хоть что-нибудь!!!

Лезвие топора со свистом рассекая воздух, не чувствуя ни малейшего сопротивления плоти, по самую рукоять вошло в дубовую колоду, и она треснула пополам. Мир, вдруг завертелся у меня в глазах, а когда он остановился, последнее, что я увидел была мерзкая ухмылка Каца и его золотой зуб.

Чернота и холод. Starless and Bible Black!

Прекрасная Анна