Несколько иначе подступали к вопросу те исключительные знатоки веры, те бывшие слушатели богословских факультетов, которые наполняли трибуналы инквизиции. Они не зачисляли всех еретиков в категорию колдунов; зато во всяком колдовстве они видели нечто еретическое, что делало такие преступления подсудными sancto officio. В самом деле, наука твердо установила, что колдовать возможно лишь силой демонов, что всякое колдовство предполагает договор с сатаной и отречение от Бога. Каждый колдун, следовательно, мог рассматриваться как отщепенец от церкви. А вверенное инквизиции negotium fidei в том и заключалось, чтобы вернуть церкви полное единство. Значит, если инквизитор того хотел, он мог в своих проповедях обязывать население доносом не только на катаров или на вальденсов, но и на всех invocatores daemo–num, на всех, кто «заключает с демонами открытые или молчаливые договоры».
Так понимали свои полномочия первые деятели инквизиции и так они учили своих преемников. Заметим, что в руках высокообразованных людей, какими были папские следователи, Ars inquirendi haereticos скоро приняло ученый, систематический характер. Различные Summa de officio inquisitionis, Practica inquisitioinis, Directorium inquisi–torum и так далее, где обобщался судебный опыт ряда инквизиционных трибуналов, к концу средних веков представляли из себя особый отдел юридической литературы, и уже самая ранняя из них содержит в себе Interrogatoria ad sortilegos, divinos et invocatores daemonum. В этом отделе, посвященном колдовству, мы находим все содержание «черных книг», вращавшихся в обществе XIII века. Знакомство с бесчисленными видами гаданья и оперативной магии входило непременным составным элементом в образование совершенного инквизитора.
Но оказалось, что инквизиторы тут поторопились. Дела о колдовстве были известны римской церкви как нельзя лучше, когда она еще не ведала никаких еретиков. Дела эти всегда разбирались епископским судом, и некоторые из епископов, по–видимому, совсем не склонны были допускать вмешательства новых папских агентов и в эту область. По крайней мере, мы находим, что в 1260 году папа Александр IV счел нужным обратиться к инквизиторам с таким предостережением: «Порученное вам дело веры, — писал им папа, — настолько важно, что вам не следует отвлекаться от него преследованием другого рода преступ–лений. Поэтому дела о гаданье и колдовстве надобно вести инквизиционным порядком только в тех случаях, когда они определенно отзываются ересью; во всех же прочих случаях их надо оставлять за учрежденными для того ранее судами».
Принцип был выставлен. Но надобно было еще найти конкретные формулы, соответствующие принципу, надобно было установить признаки колдовских деяний, которые haeresim sapiunt manifeste. У корифеев схоластики на это не отыскивалось прямых ответов. В своем абстрактно–философском порядке идей они не имели повода касаться этого вопроса, который получил теперь такую практическую важность, они не имели повода точно анализировать соотношение между ересью и колдовством. Таким образом, ученые–канонисты здесь были предоставлены собственным силам.