Общий судебный строй Германии в указанный период, как это нам необходимо следует заметить, характеризуется следующими двумя существенными чертами. То было время, когда старый устный и гласный суд шеффе-нов, руководившийся в своих приговорах непосредственно народным правовым сознанием, был окончательно вытеснен новыми коронными судами, которые составлялись из ученых юристов, обязанных сообразоваться исключительно с формальным, писаным законодательством, и не терпели никакого участия «необразованного» общества в деле отправления правосудия. И, с другой стороны, то было время, когда центральная правительственная власть, не полагаясь на компетентность местных судебных учреждений, особенно ревниво следила за каждым их шагом, что выражалось в широком развитии так называемой «пересылки актов». В крупных процессах местные суды по первому требованию сторон, иногда же и помимо него, обязаны были пересылать все относящиеся к делу документы на заключение в высшую инстанцию, которой являлись или особые правительственные «придворные» комиссии, чаще же всего юридические факультеты при Университетах. Дела о ведьмах – наряду с делами о ересях, об оскорблении Величества, о государственной измене, о разбоях на море и на больших дорогах и о фальшивомонетчиках – причислялись к разряду «особо важных», и потому подобная «пересылка актов» при них была почти что общим правилом. Указанные высшие инстанции с крайней заботливостью следили за процессами такого рода – факт, значение которого для нашего вопроса, я думаю, может считаться очевидным.
Чего же требовалось по закону, чтобы дело о «ведовстве» могло начаться? На этот счет первые юридические авторитеты той эпохи давали судьям такие наставления. В подобных случаях, говорили они, суд при оценке приносимой ему жалобы и собранных по ее поводу свидетельских показаний отнюдь не должен искать вполне убедительных доказательств вины оговоренного лица: с него должно быть довольно, если представленные ему факты не лишены правдоподобия. Conjecturae, verisimilitudines in tali casu vim plenae probationis obtinent. А где проходила для той эпохи граница правдоподобия в этой области, о том дают нам точные сведения сохранившиеся во множестве протоколы судебных следствий по ведовским делам. «Дурно ославленная старуха, поссорившись с соседом, посулила ему, что так ему это не пройдет, и у соседа вскоре пала скотина» – достаточный повод для возбуждения против старухи судебного преследования. «Две дурно ослав-ленные старухи после сильного градобития между собою толковали: Да это, может, еще не последний град; может, будет и еще хуже» – следователь считает необходимым заключить старух в тюрьму. «Оговоренная женщина дала одному мужику поесть пирога, и у того от ее пирога заболел живот. Другой мужик ее мешком вздумал было подбить себе штаны и вскоре повредил себе коленку. У третьего после ссоры с ней заболел вол» – стечение такого рода обстоятельств делает для суда вину более чем правдоподобною. Примеры эти взятые из сотен и представляют собой самые заурядные поводы к началу ведовских процессов.
Не следует, конечно, думать, чтобы и в те времена всякий подобный оговор немедленно признавался достаточным поводом для поднятия судебного дела. В спокойные годы, когда бред ведьмами лишь тлел под пеплом, суды нередко оставляли такие жалобы без всякого внимания, и в хрониках нам сохранились даже примеры того, как власти вырывали из рук толпы несчастных, над которыми она из-за подобных подозрений готова уже была учинить варварскую расправу. Но стоило только страху пред ведьмами раз вспыхнуть в данной местности сильнее, и те же самые суды оказывались способны придавать полный вес таким же и даже еще менее осязательным уликам. В каченстве характерного ооразчика я приведу историю возникновения одного очень крупного процесса, который на исходе XVI века настолько прославил «юстицию» баварского округа Шонгау, что ее служители предлагали даже правительству увековечить память об этом постановкой в самом Шонгау или в его окрестностях высеченной из камня колонны.