«Ах ты ссохшийся коровий хер! Я дала тебе свою кровь!»
Барбаросса прищурилась. Катаракта не удосужилась спрятать свои часы в карман, оттого ей хорошо были видны стрелки. Большая едва миновала восьмерку, малая же…
«Черт. Восемь одиннадцать».
Лжец кивнул. Он остался недвижим, даже не дернулся, но Барбаросса отчетливо ощутила его мысленный кивок, короткий и ободряющий.
«Хер с ним! — огрызнулась Барбаросса, — Не голову же он мне откусит! «Сестрички» порешат меня гораздо раньше. Эта штука, с которой они возятся, как свора девственниц с хером, это не дедушкина аркебуза, это…»
«Откуда?»
Барбаросса покосилась в сторону «сестричек». Обступив Жеводу, те восхищенно разглядывали Файгеваффе и — черт возьми! — в эту минуту напоминали девчонок, увидевших у подруги новую куклу. Если кто-то и смотрел на нее сейчас, так это Фальконетта. Небольшое утешение. Едва ли Фальконетта имеет достаточные познания в Хейсткрафте, чтобы читать мысли, но ей это и не надо. Даже если сестрица Барби попытается отклеиться от пола, она не успеет сделать и шага, как гикающая стая настигнет ее и разорвет в клочья. Нечего и думать уйти от них в темных закоулках «Хекенкесселя», когда твое тело похоже на хорошую отбивную…
Верно, вынуждена была признать Барбаросса. Эти мадемуазели, с восхищением разглядывающие зачарованный пистолет, не пантеры и не львицы — они крысы. Шныряющие в переулках мелкие хищницы, уповающие на скорость и дерзость, не на силу. Черт, она даже пернуть не успеет — демон внутри бандалета набросится на нее, как голодный катцендрауг и…
«Да хоть Генриетта Гендель-Шютц[9]! — выплюнула Барбаросса, не скрывая злости, — Мне похер, как его зовут! Похер, как зовут его братиков, сестричек и любимую бабушку! Раз уж ты воображаешь себя записным умником, Лжец, мог бы сообразить, как нам вырваться из этой блядской истории.
«Сестрички» резвились с пистолетом, словно затейливее игрушки в жизни не видели. Сперва Тля приложила его к губам на манер флейты и принялась изображать, будто играет, насвистывая при этом «Горящие дырки» — песню, сочиненную какими-то броккенбургскими чертовками в насмешку над «Горящими сердцами[10]». Выходило паскудно, но музыкально — Ад явно не поскупился на музыкальный слух для этой суки. Катаракта, завладевшаябандолетом следующей, принялась томно облизывать юрким язычком его ствол, известно что изображая, и облизывала так ловко, что прочие «сестрички» принялись наперебой охать, картинно хватаясь за пах и постанывая. Вот бы он сейчас пальнул, рассеянно подумала Барбаросса. Чтобы череп Катаракты лопнул, а всех ее подруг окатило розовой слизью и мелким костяным крошевом…
Напрасная надежда. Запертый внутри демон, может, и изнывал от ярости, но был надежно заперт чарами и полностью покорен Жеводе. Уже очень скоро его хозяйкам надоест дурачится и тогда…
«Соображай живее, Лжец! — мысленно приказала она, — Отрабатывай кровь, которой я тебя пою!»