Ведьмы не сдаются!

Гвион прищурился и посмотрел в окно. Действительно, ответственное задание. Для него, может, даже слишком. Но вампир не стал выдавать своих сомнений, а твердо кивнул.

Атрон удовлетворенно усмехнулся и пододвинул папку к вампиру.

– Здесь все досье на Реехеану. Ты должен разыскать ее. В путь пустишься немедленно.

Гвион снова кивнул. Затем откинул голову назад, выпрямил руки – и вот на его месте появился большой цветастый какаду. Попугай взял в клюв папку и собрался взлететь, но, поймав на себе неодобрительный взгляд Атрона, остановился.

Шо? – с трудом сказал он: мешала папка.

Ты не мог выбрать другое обличье для превращения? – мрачно спросил президент. – Какаду, посреди зимы летящий из Ливании, может привлечь некоторое внимание, тебе так не кажется?

– Ну и пушть привлекает, – выдавил какаду и тяжело взлетел, кренясь вперед под тяжестью папки. – Мне так удобнее вшего.

Ничего больше не говоря, Гвион, тяжело взмахивая крыльями, подлетел к окну, на всем ходу врезался в стекло. И упал на пол. Сверху на него свалилась папка, бумаги рассыпались.

Атрон мученически закатил глаза. Что за идиоты его окружают?

– Если тебе так не терпится приступить к заданию и прилететь в этом клоунском обличье к своей подопечной, может быть, ты все-таки потрудишься изучить ее досье? Или ты думаешь привлечь Реехеану к разработке плана по ее обучению в стиле темных сил? Да, и еще… когда закончишь с досье и соберешься лететь, не забудь открыть окно.

Амели уже видела десятый сон, когда я вернулась. Лиеры сидели на подоконнике, кажется, даже и не думая ложиться. Мне, впрочем, спать тоже не хотелось совершенно, поэтому я сняла верхнюю одежду, оставив только распознавательный шарфик, и присела на стул рядом с ними.

– Ну, как охота? – безразлично спросила желтая Лиера, не отрывая взгляда от окна.

– Хорошо, – ответила я. – Я чувствую в себе огромную силу, убийство вампиров дается мне легко… даже странно. Ведь я еще молодой вампир.

– Иногда сила не зависит от возраста, – возразила мне та же желтая копия.

Еще некоторое время мы сидели, глядя в окно. Наконец мне надоела такая медитация, и я подошла к полке, чтобы взять почитать какую-то книгу: мое вампирье зрение позволяло читать и в полной темноте. Не успела я рассмотреть обложку какого-то пухлого тома, как от окна донесся громкий шепот какой-то из копий:

– Лиера! Смотри!

Я поспешно поставила книгу на полку и подошла к окну. Сначала я не поняла, что мне хотели показать, но красная Лиера указала рукой направление. Я присмотрелась. Прямо к нашему окну, с трудом взмахивая крыльями, летел какаду. Мало того что появление среди снега южной птицы уже само по себе было невероятно, так вдобавок у нее во рту была зажата толстенькая папка, под весом которой несчастная кренилась вперед. Я не удержалась и прыснула со смеху, желтая Лиера с трудом сдерживала улыбку, но красная была серьезна, как ежик перед кучкой яблок.

– Он летит сюда, – прошептала она.

Я быстренько свернула веселье и на всякий случай поудобнее перехватила в руке амулет телекинеза, чтобы при надобности послать нежданного гостя куда подальше. Какаду действительно подлетел к нашему окну, приземлился на выступ под ним и забарабанил клювом в стекло. Вид у птички был весьма плачевный. Перья, покрытые обледеневшим снегом, жалко топорщились во все стороны, и вся она заметно дрожала.

Мне кажется или он пытается что-то сказать? – -спросила красная Лиера, отходя от окна на несколько шагов.

Мне это показалось уже давно, – дрожащим голосом ответила желтая.

Сама она стояла уже чуть ли не в другом конце комнаты и, кажется, была не против оказаться еще дальше.

Я поняла, что, как всегда, оказалась крайней. Мне было довольно жутко: все-таки не каждый день тебе в окно барабанят какаду с зажатыми в клюве папками да еще пытаются что-то сказать!

– Я что, рыжая? – спросила я и под единогласный ответ своих копий: «Да!» – пошла открывать окно.

– Шпашибо, – придушенно поблагодарила птица и упала на пол.

Стук от падения тельца птицы скорее напоминал грохот от льдины. Да какаду внешним видом лед более всего и напоминал. Мои копии, забыв о своих недавних страхах, бросились на помощь замерзшему попугаю. Только крупная дрожь, сотрясавшая тельце птицы, доказывала, что она еще жива. Задранные кверху синие лапки, покрытые обледеневшей коркой перья и безвольно открытый клюв при закатившихся глазах наводили на мысль о недолгой жизни неожиданного ночного гостя.

– Бедная птичка! – проворковала моя желтая копия, первой склонившись над какаду.

– Совсем замерзла, – с такими же приторно-сладкими интонациями вторила ей красная двойняшка.