Какой-то звук донесся с дальнего конца галереи, откуда она прибежала. Маграт подобрала юбки и помчалась дальше.
Позади послышался смех.
Налево по крытой аркаде, потом по темному коридору над кухней, мимо…
Что-то мелькнуло впереди в темноте. Сверкнули зубы. Маграт инстинктивно подняла ножку стула, но вовремя остановилась.
— Грибо?
Кот нянюшки Ягг потерся об ее ноги. Его шерсть была плотно прижата к телу. Маграт еще больше разнервничалась. Это ведь
— Иди сюда, идиот!
Она схватила его за покрытый шрамами загривок, и Грибо забрался Маграт на плечо, по пути распоров ее руку чуть ли не до кости.
Скорее всего, она где-то рядом с кухней, потому что именно эта территория принадлежала Грибо. То были неизведанные, мрачные земли, так сказать, «террор инкогнита», где плоть ковров и кожа балочной штукатурки обнажали каменный остов замка.
За ее спиной прошелестели чьи-то шаги, очень быстрые и легкие.
Если ей удастся добежать до следующего угла…
Грибо, сидящий на ее плече, напрягся как пружина. Маграт остановилась.
За следующим углом…
Без малейших усилий со стороны Маграт ее рука с обломком стула поднялась и чуть отклонилась назад.
Она шагнула за угол и одновременно нанесла колюще-бьющий удар ножкой стула. Раздалось триумфальное шипение, перешедшее в хриплый визг, когда ножка процарапала шею эльфа. Тот отшатнулся. Рыдая от ужаса, Маграт метнулась к ближайшей двери и схватилась за ручку. Дверь распахнулась. Маграт влетела в комнату, захлопнула за собой дверь, нащупала в темноте засов, услышала, как он скользнул на место, и упала на колени.
Что-то сильно ударилось в дверь с другой стороны.
Некоторое время спустя Маграт открыла глаза — а потом задумалась, не понимая, открыла она их или нет, потому что темнота менее темной не стала. У нее сложилось впечатление, что впереди нее — некое свободное пространство. Чего только не было в старом замке… И старые, заброшенные комнаты, и потайные коридоры — все, что угодно… Перед ней могла оказаться яма, могло оказаться
Там была полка. И свеча на ней. И коробка спичек.
«По крайней мере, — успокоила себя Маграт, стараясь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце, — в этой комнате недавно кто-то был». Большинство жителей Ланкра до сих пор пользовалось трутницами. Только король мог позволить себе заказывать спички из самого Анк-Морпорка. У матушки Ветровоск и нянюшки Ягг тоже были спички, только они их не покупали. Им их дарили. Ведьмы редко что-то покупают, обычно им все дарят.
Маграт зажгла огарок свечи и огляделась по сторонам, пытаясь понять, в какой части замка она оказалась.
— О нет…
— Так-так, — сказал Чудакулли. — Знакомое дерево.
— Заткнись.
— Кажется, кто-то утверждал, что нам нужно всего-навсего подняться по склону, — продолжал Чудакулли.
— Заткнись.
— А помнишь, когда-то мы гуляли по этому лесу, и ты позволила мне…
— Заткнись.
Матушка Ветровоск устало опустилась на пень.
— Нас водят по кругу, — констатировала она. — Кто-то решил подшутить над нами.
— Есть одна история, — сказал Чудакулли, — о двух маленьких ребятишках, которые заблудились в лесу, а потом налетели птицы и забросали их листьями. — В его голосе проступила надежда, так из-под кринолина выглядывает носок изящной туфельки.
— Да, ты прав, до такой глупости только птицы и могли додуматься, — фыркнула матушка и потерла виски. — Это все
— Может, ты просто задумалась о чем-то, вот и заблудилась чуток, — предположил Чудакулли, все еще не теряя надежды.
— Конечно, задумалась. Сосредоточишься тут, когда ты все время падаешь и несешь всякую чепуху, — рявкнула матушка. — Если бы господин Зазнайка Волшебник не поехал головой и не вспомнил то, чего на самом деле никогда не было, я бы здесь не торчала, а находилась бы в центре событий и знала, что происходит.
Она сжала кулаки.
— А может, и хорошо, что мы здесь? — примирительно сказал Чудакулли. — Такая чудесная ночь. Мы могли бы посидеть тут, на полянке, и…
— Ну вот, ты тоже поддался, — упрекнула матушка. — Все эти грезы, их-взгляды-встретились и прочая чушь. Не понимаю, и как ты удерживаешься на этой своей должности главного волшебника?
— В основном благодаря тому, что всегда заставляю кого-нибудь съесть кусочек того, что принесли мне, и каждый раз перед сном тщательно перетряхиваю постель, — ответил Чудакулли с обезоруживающей честностью. — А так заниматься особенно нечем, подписывай себе бумажки, покрикивай…
Чудакулли грустно вздохнул. Его надежды развеялись как дым.