По телу Вириди прошлась дрожь, хриплый всхлип вырвался из горла, она запустила чуть трясущуюся руку в мужские волосы. Душа горела в огне, убитая, растоптанная исстрадавшаяся от одиночества, она тянулась к тому единственному, кто подарил ей маленький кусочек счастья. Глаза Вириди заволокла мокрая пелена. – Аронд, – с хрипотцой сорвалось с ее губ, слезы тоски скатилась по виску. – Аронд, – вновь звала она, притягивала своей израненной душой своего единственного мужчину, который дарил ей свою любовь, дарил нежность, ласку, отдавал всего себя.
Мужское тело придавило Вириди своей тяжестью, в иссиня-черной радужке зарождались всполохи бурлящей внутри магии и его нестерпимого желания, проникнуть, наполнить своей силой искалеченное девичье тело.
– Ирин, моя маленькая ведьмочка – примешь?
Сорвалось с губ ведьмака, он обмер от того, что сказал, замер в ожидании, смотря, как вздрагивают чуть закрытые пушистые реснички ведьмочки.
Вириди обдало жарким дыханием, чуть хрипловатый такой родной всплывший из памяти голос заставил ее затрепетать.
– Приму.
Сорвалось с ее губ. Вириди подалась ему навстречу, вцепилась пальцами в широкие плечи ведьмака, затаилась в ожидании проникновения в нее возбужденной плоти.
Магия не меньше хозяина изнывала в ожидании. Рванула в долгожданное женское тело.
Вириди закричала от боли, которая бежала по венам живым огнем, разрывала ее тело на маленькие кусочки, выкручивала суставы, ломала кости, выжигая черноту своим светом и силой, сметая заклятье смерти.
Ведьмочка извивалась, кусалась, била своими маленькими кулачками широкую спину, в одном желании скинуть с себя тяжелое мужское тело, избавиться от горящего пламени и мучительной до помрачнения разума боли внутри.
Ведьмак ждал, придавив девушку своим весом, чтобы она не вырвалась из-под него, не переставая, шептал.
– Ирин, ведьмочка моя…Ирин. Потерпи…
Огонь в теле Вириди и правда постепенно стал затухать. Магия ласкаясь, бережно прошлась волной по всему телу, словно просила прощения за то, что причинила столько мук ведьмочке.
Боль ушла совсем. Крепкие мужские губы коснулись ее лица соленого от слез, накрыли в жадном поцелуе губы, заставляя забыть то, что пришлось пережить.
Вириди вскоре откликнулась ласкам и нежности, потянулась навстречу силе и страсти, навстречу медленным толчкам в ней, растворяясь от магии мужчины. Жар в ее теле теперь не обжигал, он трепетал в ожидании стонов наслаждения и накала, чтобы взорваться в один момент и побежать ручьями удовольствия и силы.
Едва успокоив свое возбужденное тяжелое дыхание, Вириди повернулась, потянулась к широким твердым губам, прикоснулась к ним страстно, в желании вновь познать и насладиться их нежностью и лаской.
Конар сжал хрупкий стан девушки, впился с жадностью в опухшие от его поцелуев губы. С сожалением оторвался от них, нежно схватил губами твердую вершину соска, поласкал языком, утопая в сладостных стонах ведьмочки, изнывающей от желания вновь принять его в себя.
– Ирин, ведьмочка моя сладкая – примешь?
Разум Вириди тонул в тихом шепоте и мольбе, магия ластилась, тянулась вновь в девичье тело.
– Приму, – шептали в ответ припухшие горящие алым огнем от страстных поцелуев губы.
Тело замирало в ожидании долгожданного толчка в ней, из горла вырывался сладостный крик, пальцы сжались на широкой мужской спине.
И вновь бежит магия по телу ведьмочки, вновь дурманит разум в сладостной истоме, от каждого нарастающего движения в ней ведьмака, чтобы вспыхнуть пиком наслаждения, наполнить тело свой силой и блаженством.
И безумствует за окном природа, хлещет ливень, гремит гром. Срываются с черного неба в землю световые разряды молний, сгибаются, стонут вековые деревья, ломаются от шквального ветра тысячелетние дубы и ели.
В который раз за эту ночь, ведьмак, едва успевая перевести свое возбужденное дыхание, вновь зависает над разгоряченным телом ведьмочки, чтобы шепнуть.
– Ирин, ведьмочка моя – примешь?
Замирает душа Вириди, сердце стучит учащенно от просьбы и желания вновь ощутить в себе такую ласковую силу.
– Приму, – шепчет она в нетерпении, льнет к мужскому телу, чтобы получить его всего.
Вновь сплетаются тела, кружат в центре урагана любви и страсти, срываются обоюдные стоны удовольствия.
Опять летит искрящая, шипящая змея, ударяется с силою в землю, разлетается искрами пламени, освещая огнем черную голову ведьмака зависшего над ведьмочкой.
– Ирин, радость моя ненасытная до чего ж ты прекрасна…– Примешь?
– Приму, – в который раз срывается с ее припухлых, зацелованных допьяна, губ.
И бушует за окном стихия, крушит, ломает своей силой все – что попадается на ее пути.
Но не слышат гнев природы двое в маленькой ведьминой избе, в который раз сплетаются их тела в неистовом танце любовной страсти, в который раз срывается с мужских губ...
– Ирин…ведьмочка моя родная – примешь?
– Приму, – шепчут в счастливой улыбке губы самой одинокой и несчастливой на свете ведьмочки.
Разбушевавшаяся стихия постепенно стала затихать, уходила прочь, унося свой гнев дальше, чтобы показать свою мощь, ввергнуть в страх всех, кого встретит на своем пути.