Ведогони, или Новые похождения Вани Житного

— Ей дарили подарки!.. — продолжала меж тем юная голова Змеяна. — А мне нет! Этак ведь негоже! Потому я сам выбрал себе подарок! Мой гостинчик — ты, чужанинка! — чудовище вытянуло шею, и голова Смеяна нависла над десантницей в голубом берете. Степанида Дымова взвизгнула и бросилась прочь от ракшаса, он кивнул Торопе, та направила мертвую руку вслед бегущей — но выронила ее… Кажется, нарочно… Триглав, взвыв в три глотки, принялся наперебой хватать костлявую руку зубами… Стеша почти уже выскочила за ворота Деревни, когда Змею удалось поддеть мертвечину кинжальным когтем, он нацелил чужую пятерню в сторону бегущей девочки и в три глотки гаркнул: «Замри–и!» И бедная десантница замерла в самых воротах. Змеян подлетел к ней, сбив с ног, — и Стеша с размаху рухнула на спину чудищу.

Змей–ракшас вместе со своей добычей поднимался в воздух, а бедная десантница, как кукла, лежала между крыльев… «Да и кукла Леля ведь там же лежит, в рюкзаке», — подумал мальчик.

Вдруг Змеян, сделав круг над Деревней, развернулся и вновь стал снижаться, пробежался по площади — и остановился как раз перед Ваней, столкнув Колыбана и даже не заметив, и мимоходом раздавив его посох. Из‑за длинных шей и крыла виднелась девочка, лежащая полубоком, головой к хвосту.

Триглав что‑то шепнул бабушке Торопе — и та, когда он склонил шею, сняла сумку пастушонка. — Сюда! — приказал Змеян, старуха положила сумку перед головами. — Достань! — Старушка сунула руку — и вытащила то, что лежало внутри. Торопин камень–оберег, узнал обомлевший Ваня, зачем он ему?!

А Змеян, не обращая на старуху внимания, заговорил с нехорошей усмешечкой на каждом лице (причем одна голова перебивала другую).

— Я обещал тебе, мальчик, кое‑что припомнить, а я свое слово держу… — сказал пожилой. — Потому что если одна моя голова что‑то забудет, так другая живо напомнит!

— Одна голова хорошо — а две лучше! — похвалился пастушонок. Ваня вспомнил окончание поговорки: «А три — хоть брось!» — но высказать язвительную концовку не имел возможности.

— Коня Бурку пожалел, если бы не девочка, так и не дал бы!.. - продолжал меж тем Смеян.

— И уж больно ты любишь в чужие дела мешаться! — восклицал парень.

— Взял и разделил Соколину со Змеем — вишь какой доброхот нашелся, — осуждающе говорил парень.

— Дескать, не годящий женишок для такой раскрасавицы! — кривил лицо бородатый.

— Что ж — выходит, тебе не нравятся такие, как я!!! — вскричали все три головы разом, и из человеческих ртов вырвались языки пламени, которые пролетели у мальчика над головой, едва не опалив ему волосы.

Ваня же и слова не мог вымолвить в ответ на этот огненный наскок…

— А вот будь ты таким же!!! — воскликнул Змей. — Только не летучим, как я, а ползучим! — И с этими словами триглав ударил по булыжнику мощной лапой — камень взлетел в воздух и попал мальчику в живот. В тот же миг что‑то странное случилось с нижней частью туловища — ноги его больше не держали — и рухнул Ваня в пыль. Но увидеть, что с ним такое, не мог, лежал колода колодой: голова‑то, как у всех фигур на площади, не ворочалась. Вот тебе и оберег! Старушка, охнув, бросилась подымать булыжник, а Змеян захохотал в три глотки, после чего велел бабушке Торопе положить камень на место, а сумку повесить ему на долгую шею, что бабушка, помедлив, и сделала, видно было, что больно ей не хочется выполнять повеление чудища, да боязно ослушаться. Ракшас же вновь засмеялся, и так, смеясь, взмыл к облаку, похожему на красного змея — восточная сторона неба разгорелась от алой зори, скоро должно было взойти солнышко… И шкура самого Змея тоже отливала красным — то ли Заря–Заряница, красная девица, ее подцветила, то ли от природы был Змеян багрового оттенка. И долго еще доносились из кровавых облаков раскаты громового хохота.

Бабушка Торопа, приставив руку ко лбу, глядела вслед улетавшему, потом опамятовалась, достала мертвую руку и, направив ее в сторону черной точки на багровом поднебесье, крикнула: «Девица, отомри!» — затем повела окольцованной костью над площадью с замершими фигурами и вымолвила: «И вы отомрите!»

И тотчас всё живое задвигалось, заговорило, закричало. Мог теперь и Ваня двигаться — правда, как оказалось, только ползком…

Глава 11. Стеша и Ракшас

Роскошное багряное небо, подбитое иссиня–черной тучей, подкрашенное чем‑то цитрусовым, стремительно приближалось. Стеша не чувствовала ни рук, ни ног, тела как будто не было вовсе. Ей хотелось закрыть глаза, но она не могла и этого. Глазам было больно от небесной красоты, которую уже не в силах был вместить взгляд, не привычный к близости небес. Слышался мерный скрип крыльев, рассекающих воздух.

Вдруг что‑то случилось, ее как будто включили — она могла теперь двигаться. И тут же села — и вовремя: потому что еще немного — и она бы соскользнула со спины Змея вниз. Вон ее голубой десантный берет — летит, летит к земле… Как голубой лепесток… И скрылся из глаз!