Стал бы он инженером — ну да, конечно. Раньше я этого как-то не замечала, но если начать вспоминать… у мужа уже тогда имелись неплохие алкоголические задатки.
Сначала он выпивал по праздникам, потом начал «заливать за воротник» по выходным, а после того, как я села в тюрьму, получил замечательный повод для того, чтобы бражничать и в рабочие дни. Что и делает до сих пор, не забывая периодически напоминать о том, что превратился в законченного алкаша исключительно из-за меня. И раньше эта фраза прекрасно срабатывала. Но теперь… теперь я закрываю глаза и с удовольствием убеждаюсь, что больше не слышу противного голоса совести.
— Послушай, я… я не виновата, что села в тюрьму. Ты помнишь, кто такой Валентин Данилов?
Петька распахивает глаза, удивлённый неожиданным переходом (ещё бы, обычно я сразу же замолкала):
— Ну… типа слышал.
— Так вот, я села в тюрьму из-за него. Гадкий физик меня подставил!.. украл скелет, подбросил мне череп и… в общем, скотина.
Перевожу взгляд на бывшего мужа — тот напряжённо разглядывает меня и зачем-то шевелит нижней челюстью: туда-сюда, туда-сюда. Я делаю крошечный шаг вперёд и оказываюсь совсем рядом — настолько, что ощущаю «аромат» его нечищеных зубов. И это довольно странно — обычно от бывшего мужа воняет перегаром или так называемым «свежаком».
Вглядевшись в его припухшие глазки, шагаю назад и хватаюсь за дверь:
— Это физик меня подставил. Это он во всём виноват! Вот с ним и живи!..
Бывший муж пытается что-то сказать, но я залетаю в квартиру, и, нервно хихикая, поворачиваю замок. Потом прислоняюсь к двери и вполголоса объясняю, что мы с давно развелись, и я не хочу терпеть его у себя. А если он хочет эксплуатировать чье-нибудь чувство вины, пускай направляется к тому, кто действительно виноват.
Петька, конечно, не слушает — орёт на меня трёхэтажным матом и даже пытается угрожать.
Ну и пускай поорёт. Терпеть эти вопли из-за двери намного приятней, чем «наслаждаться» присутствием бывшего мужа, так сказать «во плоти».
14
Замечено: после сильного стресса во мне просыпается демон, который обожает делать уборку. Причём работает это избирательно — в основном после стресса, вызванного общением с бывшим мужем (когда я нахожу трупы, мыть пол и раскладывать вещи в шкафу по линеечке почему-то не хочется).
Вчера меня снова накрыло. Я только спровадила разъярённого бывшего мужа, покормила голодную кошку и прилегла отдохнуть, как в уставшую тушку вселился демон трудолюбивого мазохизма, который заставил схватить мокрую тряпку и надраивать и без того не самую грязную квартиру примерно до часу ночи. Маркизка наблюдала со шкафа с самым скептическим выражением морды, но слезть почему-то не пыталась. Любимая хозяйка её, очевидно, нервировала.
Закончив с уборкой, я упала на кровать и взяла в руки недочитанного Честертона. Конечно, я знаю рассказы про отца Брауна практически наизусть, но это ничуть не мешает освежать их в памяти часов этак до трёх.
С утра развлекаюсь тем, что пытаюсь найти работу (шесть потенциальных работодателей отказывают сразу, ещё трое обещают перезвонить), а ближе к пяти развиваю бурную деятельность. Сегодня мне нужно подобраться к родителям погибшего школьника и осторожно так выяснить, не замечали ли они в последнее время ничего подозрительного. Правда, директор тонко намекнул, что они и сами по себе несколько странные, так что могли и не замечать.
Опять же, со слов дорогого директора, Лариса и Ярослав Костылёвы едва ли начнут откровенничать с безработной уборщицей. Подозреваю, что амплуа престарелой путанобомжихи здесь тоже не подойдёт.
Обдумав возможные варианты, я принимаю решение назваться учительницей. Правда, тут тоже придётся маскироваться, потому как в своей нормальной жизни я на учительницу совсем не похожа. Но чего уж не сделаешь ради трупов.
В смысле, ради расследования.
Так что я долго роюсь в шкафу, разгребая горы старого хлама, и выбираю самое строгое платье: удручающе серое и удручающе трикотажное. Распускаю волосы, недолго любуюсь на них в зеркало (надеюсь, на этот раз их мышиный цвет сослужит хорошую службу) и убираю в высокий пучок. После чего извлекаю из закромов немного поношенные, но все ещё симпатичные сапоги на устойчивом каблуке и направляюсь в гости к соседке.
Та обливает меня духами с запахом ландышей, и, зафиксировав у стены, чтобы не дёргалась, рисует на веках стервозные стрелки.
— Эй, эй, полегче! Не надо так густо! Белки же почти не видны! Уф… Всё, спасибо!
Соседка немного подкрашивает меня тенями (а что, красиво и не слишком навязчиво, но каждый день так намазываться — нет, спасибо) и начинает допрос в стиле гестапо.
Куда собралась?
На встречу.
Конкретней.
С мужчиной.
Ещё конкретней!
С одним не очень молодым, но привлекательным мужчиной, который пока не проявляет ко мне интерес, но, надеюсь, начнёт проявлять! (Ого, как задвинула! О том, что у Костылёва есть жена, предпочитаю временно умолчать).