Ведун поневоле

Мне даже удалось научиться телепортации, без помощи домового, однако столь экстравагантный способ перемещения истребовал столь большое количество сил, что на долгое время истребил те крохи здоровья, собираемого мной по крупицам. Поэтому, переместившись из кельи в келью, я надолго отбил у себя желание практиковаться в этом направлении.

На ошибках учатся. Информация в своем первозданном виде пуста и непродуктивна. Только обращая знания в практику, мы получаем понимание пройденного материала и я старался практиковаться всё свободное время, непременно выделяя час-другой в ясную, погожую ночь для созерцания звёзд.

До кучи, подробно изучив историю атлантов и узнав, что гордый и сильный народ смог при жизни построить целые города в космическом пространстве, я силился определить их расположение в границах Солнечной системы, дабы узрев их, понять теплиться ли в колониях жизнь или они мертвы, как и все сооружения древних, встреченные мной на Земле, на протяжении короткой жизни.

Воистину, срок нашей жизни есть издевательство над нашей любознательной природой! Стоит только надкусить плод знаний, как уже пора увядать, с куском истины во рту… Только поколения людей, смогут поглотить знание до конца и, переварив, воспроизвести качественно новую жизнь. Только поколения…

К слову, следует упомянуть, что определить наличие жизни в космосе и обнаружить вышеупомянутые колонии мне не удалось совершенно, а поэтому я смею возложить данный труд и на ваши плечи, мои дорогие потомки.

Простите за отступление. Продолжим тему, касающуюся истории.

Оружие, сгубившее атлантов, было ужасающей мощи. Благо, что человечество с воинственным характером своим, присущим нашей расе, не достигла столь значительного технологического взлета, иначе, то или иной князь, получив оное оружие в самоличное распоряжение, непременно бы испробовал небесный огонь или красный луч на своём беззащитном соседе. Поэтому, помятуя о печальном опыте пралюдей к прогрессу следует относиться внимательно, с оглядкой на прошлое, дабы вновь не навредить ни себе, ни природе!

Учителей своих я видел чрезвычайно редко, ибо они всегда были заняты изучением чего-либо, в своих, так называемых, лабораториях.

Чрезвычайно редко, являясь, в гости на чашку – другую душистого отвара, величаемого «чаем». В это время наши разговоры чаще всего сводились к текущему положению дел на Руси, или касались достижений и успехов в тех или иных опытах или практиках.

Тем мне менее мне удалось узнать ,что Феофан больше всего интересуется изучением природы и даже выводит у себя в лаборатории разнообразных существ и тварей земных, небесных и морских, что я невольно давался диву с тех историй, в которые меня посвящал мой добрый наставник.

К слову, природой, древний ученый, читал и потусторонних существ да духов, признавая последних неотъемлемой частью всего сущего, отчего и создания у него получались гибридными, смешанными и, увы, практически нежизнеспособными.

Сергий, разделяя любовь Феофана ко всему живому, однако предпочитал посвящать своё время изучению обширных образований, таких как лесов, полей, доступных в дневном переходе, рек и озёр. Он считал эти природные массивы чуть ли не живыми существами, как и земные минералы, которые извлекал из недр, посредством глубокой штольни, вырытой им самолично.

Особенно я любил те редкие дни (чаще всего в праздники зимнего и летнего солнцестояния), когда мы, все вместе, собирались в большой обеденной зале, включая домового Дому и любили спорить часами о том, или ином явлении во Вселенной, причём с каждым годом мне удавалось всё достойнее держать речь перед очами двух ученых мужей.

Иногда случались и конфликты, ибо не во всем я был согласен со своими наставниками, которые почему-то старались совершенно не вмешиваться в жизнь простых смертных.

Ярким примером тому послужила история, случившаяся весной 1241 года, когда небольшой отряд монголо-татар, загнал к нам в парадную с десяток перепуганных мирян.

Своим неожиданным появлением и странной внешностью (за годы лежачего положения я буквально слился со своей койкой в единое целое) я напугал мирян еще больше, размазав ненавистных захватчиков по стенам, чем вызвал неблагодарное бегство спасенных прочь. После чего имел весьма неприятный разговор с Феофаном:

– Зачем ты их спас? – чуть ли не с угрозой спросил меня он, едва последний татарин, мучаясь, испустил дух.

– Людям русским помогал.

– Этим что ли? – указал рукой вслед убегающим Феофан.

– Да!

– А эти чем хуже? – грозно спросил наставник, теперь уже указывая на поверженных монгол.

– Но их никто не звал в наши земли!

– Звал! Грозный хан Бату. А до него Чингиз – хан. И они поработили Русь и часть Европейских стран не по своей воле. Природа у них такая. Ты же-бы не стал винить волка за загнанную добычу?

– Волка? Нет! Но Русичи не добыча! Они бы погибли на месте, у меня на глазах!

– Но погибли бы сопротивляясь! У них было право на отпор! А если бы и погибли, то на, то была бы их судьба! Это естественный отбор и не ты его придумал. И даже не атланты.