Ведун поневоле

Эффект вышел ошеломляющим. Глаза Ждана закатились под мощные надбровья, а с улыбающихся губ сорвался жалобный стон. Схватившись обеими руками за грудь, здоровый, молодой парень осел в грязь, обессиленно чавкнув лбом в свежеоттаявшую жижу между кустами травы.

Действительно, создавалось бы впечатление, будто холоп бьет челом перед знатным вельможей, если бы не одно но – Ждана трясло, да так сильно, словно зимний, лютый озноб пронзил все его естество в жаркий день весны.

Шепоток слышали все. Тому доказательством стали мелькающие пятки подобострастной ватаги, окружавшей Ждана минутой ранее. Причитая на разные голоса, маленькие жители Дормисловой Поляны улепетывали по дворам, призывая взрослых на помощь:

– Что ты сделал? – раздалось сбоку, словно нежный ручей в полуденную пору хладно омывал мшистые камни. Ни смотря на страх, на месте происшествия осталась только младшая сестра Ждана – Варвара.

– Я… Я… – в голову ничего не шло.

Судьба распорядилась так, что мне нравилась эта девчонка, с глазами как у моей мамы и по иронии жизненной повести именно ее братом являлся мой злосчастный враг, много раз, унижавший меня перед небом ее очей.

– Варвара, я не хотел… – мямлил я, отчаянно, физически ощущая, как под белой, легкой узорчатой рубашкой девчонки, в районе груди зарождается страх и неприязнь ко мне.

– Помоги же ему! Что стоишь?

– Я не знаю. Не знаю как.

– Тятя! – радостно воскликнула Варвара, ощутив на своем хрупком плече крупную, мозолистую руку Ярослава. Он вырос за ней, словно медведь, появившийся из распадка перед неподготовленными охотниками. Добавляя схожесть с грозным животным, старый воин буквально зарычал:

– Что ты сделал щенок? – легко отставив Варвару за себя, Ярослав медленно стал приближаться ко мне, вынуждая отступить. Конечным пунктом моего медленного отхода стала шершавая, неровная поверхность деревянного забора.

– Остановись, друже! Остановись! – скрипнув калиткой, на перехват соседу вышел мой отец.

Ульв лишь незначительно отличался по росту и габаритам в сравнении с Ярославом, немного проигрывая ему в размерах, но я был уверен, что старый варяг был намного опытнее.

– Твой сын убийца!

– Еще нет. Если ты будешь мешать мне Ярослав, магия возьмет свое. Позволь помочь.

– Быстрее, иначе…

Что бы было, если бы Ждан умер, не стоило и объяснять. Ярослав бы сделал все чтобы ни я, ни отец не ушли с грязной, деревенской улицы живыми.

Ульв склонился над Жданом, легко перевернув мальчишку на спину. Склонившись над его грудью, он внимательно послушал сердечный, сбивчатый ритм, а затем принялся шептать заветные слова, стараясь нейтрализовать мой наговор.

К его удивлению, получалось очень и очень трудно. Ни смотря на мою молодость, магические таланты нашли во мне богатую почву, прорастая дикой, неконтролируемой и необузданной силой.

Лишь спустя десяток минут багровое лицо Ждана стало приобретать здоровые оттенки, а трясущая мальчика лихорадка успокаиваться в молодом и здоровом теле. Еще десяток минут спустя Ждан мирно спал на траве, будто бы ничего и не было, а мы, стараясь не мешать Ульву, по-прежнему боялись шелохнуться.

Улица прорастала небольшими группами прибывающих зевак. Готовые к любому развитию событий, большинство мужчин были вооружены рогатинами, топорами и секирами. Лишь не многие имели в своем арсенале длинные, обоюдоострые мечи.

Убедившись, что опасность для жизни ребенка миновала, Ярослав приблизился к телу сына, легко взяв его на руки.

– Больше ко мне не ходи и не приближайся и гаденыша своего остепени, – грозно бросил он, обернувшись на нас, – что встали, зеваки? – бросил он сгущающейся толпе, – мальцы подрались, Гамаюн камень взял, когда понял, что не сдюжит. Давайте по домам.

Это все следовало обязательно упомянуть, ибо отношение сверстников и взрослых ко мне опять изменил его величество случай, являющийся основной, двигательной силой необычайной судьбы.

Слухи быстро распространялись по Поляне и, хоть авторитет отца был по-прежнему непоколебим, я же на долгое время превратился в объект всеобщего страха.

Отражая общий фон, я стал более замкнутым, угрюмым, а улыбка все реже навещала мое лицо. Мне казалось, что даже родители не хотели со мной общаться, особенно мама, беременная вторым дитем.

Мое одиночество и нежелание идти на контакт даже с Ульвом подарило мне множество прогулок в теплое время года по окружающим лесам и невыносимую тоску в долгие, зимние вечера.

Шептать я больше не хотел. Казалось, что любое мое слово способно навредить этому прекрасному миру, и я надолго позабыл о силах, бурлящих внутри меня.

Лишь по-прежнему ночью, кикиморы, водяные и прочая нежить тревожили мой сон, уходя с рассветом дымом от гаснущего костра.

Родители, конечно, общались со мной, но мне казалось, что это делается из необходимости. Так могло продолжаться бесконечно долго, но…