У божественного Глицерия был такой вид, словно его очень долго били по голове, а потом облачили в шутовской наряд и выставили на всеобщее посмешище. С первого же взгляда Феофилакт понял, что этот человек никогда не стремился к верховной власти и что он такая же жертва чужой преступной воли, как несчастный Олибрий, чье остывшее тело по-прежнему лежало в императорском дворце. Феофилакт приказал гвардейцам отвести прах Олибрия в ближайших храм и передать с рук на руки настоятелю для свершения всех необходимых в таких случаях обрядов. Императорский дворец изрядно пострадал от набега обезумевшей толпы, и его следовало немедленно привести в порядок.
— Отыщи среди слуг управляющего, — попросил Феофилакт Дидия. — Пусть вынесут сломанную мебель и уберут мусор из императорских покоев.
Глицерий, потерянно сидевший в едва ли не единственном уцелевшем в атриуме кресле, поднял на евнуха страдающие глаза и спросил надорванным голосом:
— Ты кто такой?
— Посол божественного Василиска, — спокойно ответил Феофилакт. — Рад видеть тебя, божественный Глицерий, в добром здравии.
— Издеваешься? — дернул щекой бывший комит агентов, вознесенный волею судьбы и трагических обстоятельств на недосягаемую высоту.
— Меня прислал сиятельный Орест, — пояснил Феофилакт. — Префект Италии не видит твоей вины в случившемся и просит тебя, Глицерий, с достоинством принять выпавший жребий.
— Я что же, должен править Римом? — в ужасе отшатнулся несчастный комит агентов.
— Да, — твердо произнес Феофилакт. — Тебя утвердил Римский Сенат. Если ты сейчас отречешься от власти, то империя утонет в кровавой смуте.
— Я сказал им правду! — вскинул на советчика воспаленные глаза Глицерий. — Веселина действительно дочь божественного Валентиниана. Император свершил с Пульхерией брачный обряд и назвал ее своей женой пред ликом Юпитера.
— Зачем? — спросил евнух.
— Он искал силу, способную возродить Великий Рим, и мы искали ее вместе с ним. Вот тогда я впервые услышал пророчество старого жреца, которого венеды называли кудесником. Он сказал, что из семени Валентиниана прорастет прекрасный цветок, а из этого распустившегося цветка выйдет Он, тот которого все ждут как спасителя. Кудесник оказался прав, Пульхерия действительно родила девочку, хотя матроне в ту пору было уже немало лет. Девочку пытались убить, но она ускользнула из рук своих палачей.
— А кто стал отцом ребенка Веселины?
— Княжич Сар, — вздохнул Глицерий. — Мне сказал об этом сиятельный Марк. Он сам пришел ко мне в дом и приставил меч к горлу. Прабабушка этого Сара была дочерью императора Констанция, который правил еще до божественного Юлиана.
— Но ведь это ложь! — возмутился Феофилакт.
— Это правда, — покачал головой Глицерий. — Возможно, ты слышал о патрикии Руфине, комит. Именно он поспособствовал этому браку. У таинственного младенца есть все права на то, чтобы править Римом. Во всяком случае, у него есть главное право — право крови.
— Это заговор, Глицерий!
— Заговор людей или богов? — строго глянул император в глаза Феофилакта.
— Конечно, людей! — возмутился евнух.
— Тогда почему все случилось именно так, как предсказывал жрец?! — сверкнул глазами Глицерий. — Даже смерть божественного Валентиниана.
— Не понимаю, к чему ты клонишь, Глицерий?
— Передай Оресту и римским патрикиям, высокородный Феофилакт, что я не держусь за власть. Но я поклялся черни, что передам инсигнии только божественному младенцу. Ты меня понял, комит, — только младенцу! Иначе толпа разорвет на куски и меня, и всех вас. Пророчествами не шутят. И еще — только я могу определить, тот он или не тот.
— Кажется, я понял, — задумчиво проговорил Феофилакт.
— Я готов рискнуть и жизнью, и душой, чтобы спасти империю. Это ты им тоже передай, комит. Пусть думают.
Дидий вернулся в сопровождении полусотни рабов во главе с расторопным управляющим. Все они застыли у дверей, вопросительно глядя на побледневшего Глицерия.
— Что им надо? — в ужасе спросил тот.
— Они наведут порядок во дворце, — шепнул перепуганному императору Феофилакт. — Тебе здесь жить, божественный Глицерий.
— Приступайте, — махнул рукой опомнившийся император и решительно поднялся с кресла.
От императорского дворца до усадьбы сиятельного Ореста патрикии шли пешком, дабы не привлекать к себе внимание обывателей. Рим бурлил, оглушенный пророчествами и грядущим величием. Чернь пока и не думала успокаиваться. Группы возбужденных людей разгуливали по городу, обсуждая на ходу минувшее грандиозное событие. Но грабежей, неизбежно сопутствующих всякому возмущению черни, не было. Дидий отметил это не без удовольствия, и Феофилакт согласно закивал в такт своим шагам.
— Скажи, высокородный Дидий, ты мог бы опознать того младенца?
— Конечно нет, — развел руками патрикий. — Столько лет уже прошло.
— А если бы тебя об этом попросили? — ласково улыбнулся спутнику Феофилакт.
— Не знаю, — растерянно заморгал куцыми ресницами Дидий. — Наверное.
— От тебя немного требуется, патрикий, ты только поддакнешь в нужный момент, и все.
— Что все? — не понял Дидий.
— Империя будет спасена, — спокойно сказал Феофилакт. — Возможно.