Ведун Сар

Прокопию уже перевалило за сорок. Это был на редкость красивый мужчина, с копной темных курчавых волос и аккуратно подстриженной бородкой. Его движения были изящны и точны, а большие темные глаза смотрели на мир строго, но доброжелательно. Дидий, неплохо разбирающийся в людях, с первого взгляда определил в нем человека, склонного к лицемерию, а возможно, даже и ко лжи. Впрочем, простакам в императорских дворцах делать нечего.

— Мы рады видеть будущего владыку Константинополя в добром здравии, — поклонился комит финансов.

Прокопий попробовал разыграть смущение, и после некоторых усилий ему это удалось:

— Право, не знаю, патрикии, стоит ли говорить об этом над еще не остывшим телом Маркиана.

— Со дня смерти императора прошло сорок дней, — напомнил забывчивому магистру Дидий. — Его душа уже покинула наш мир и обрела покой в небесных чертогах. Память о божественном Маркиане навеки сохранится в наших сердцах.

Обмен любезностями был завершен, и комит финансов приступил к делу. Его негромкий чуть хрипловатый голос уверенно зазвучал под сводами чужого дворца. Прокопий слушал гостя внимательно, отбросив в сторону неуместное в данных обстоятельствах кокетство.

— Мы понимаем трудности, подстерегающие нового императора, а потому не настаиваем на немедленных действиях. Да и время терпит. Пока мы просим тебя об одном, сиятельный Прокопий: византийский флот должен быть готов к отплытию через три-четыре года. Этого времени божественному Авиту вполне хватит, чтобы вырвать у свевов Испанские провинции. Именно оттуда мы нанесем удар по Карфагену и разгромим вандалов с божьей и вашей помощью.

— А почему император Авит так уверен в своей победе над свевами? — нахмурился Прокопий. — До сих пор еще никому не удавалось выбить их из Галисии.

— Мы заручились поддержкой готов рекса Тудора, — спокойно пояснил Эгидий.

— А франки, которые могут ударить вам в тыл? — проявил редкостную осведомленность в проблемах соседей сиятельный Прокопий. — А вандалы, которые обязательно придут на помощь свевам?

— Франков я беру на себя, — усмехнулся Эгидий. — Думаю, уже скоро мы услышим о смерти их вождя Меровея. Рим боится не франков, сиятельный Прокопий, а изменников, которых немало не только у нас, но и у вас, в Константинополе. Ты, разумеется, знаешь, о ком я говорю?

— Два миллиона денариев — это слишком много для императорской казны, патрикии, — вздохнул Феофилакт, прятавшийся до сих пор в тени.

— За разрушение Карфагена я отдал и больше, — мрачно изрек Андриан. — А за смерть сиятельного Аспара и его сторонников…

Фразу сумрачный комит свиты так и не закончил, несмотря на то что воцарившееся в помещении молчание предоставляло ему эту возможность. Но, видимо, высокородный Андриан решил, что и без того сказал слишком много. В любом случае его поддержка пришлась римлянам как нельзя кстати.

— Феофилакт отчасти прав, — прокашлялся Прокопий. — Вряд ли мы сможем выделить вам всю сумму сразу. Разве что в течение двух ближайших лет. Не забывайте, патрикии, что нам придется почти заново строить флот.

— Пусть будет по-вашему, — вздохнул Дидий. — Но треть этой суммы мы надеемся получить от вас в ближайшие дни.

— Я поговорю с императрицей Пелагеей, — обнадежил послов Прокопий. — Думаю, она согласится.

Встреча закончилась даже успешнее, чем Дидий полагал, а потому спускался он со ступеней чужого дворца в приподнятом настроении. Повозка уже поджидала его посреди двора, Эгидий и Орест направились к своим коням. Дидий обернулся и помахал рукой стоявшим на ступенях Прокопию и Феофилакту. Ночь уже вступила в свои права, но во дворе было довольно светло от факелов, которые держали в руках расторопные конюхи. Скрип открывающихся ворот заставил Дидия вздрогнуть. И в этот раз его нечаянный испуг был как нельзя кстати. Конюх, помогавший комиту финансов взобраться на сиденье, вдруг вскрикнул, схватился за пробитую стрелой грудь и рухнул наземь. Нападающие действовали столь стремительно, что Дидий не успел ни охнуть, ни вдохнуть морозный осенний воздух. Он так и остался стоять посреди двора с открытым от изумления ртом, тупо наблюдая, как падает с роскошного мраморного крыльца надежда Византии и императрицы Пелагеи магистр двора Прокопий. Евнух Феофилакт оказался проворнее своего патрона, он успел добежать до дверей, но был сбит с ног ударом меча, находившегося в руках рослого широкоплечего человека.

— Ратмир! — ахнул изумленный Дидий, опознавший в предводителе константинопольских разбойников старого знакомца.