Ведун Сар

Конечно, Феон вообразил, что эта юная особа понадобилась легату для плотских утех. Но в данном случае он ошибался и очень крупно. От таких женщин, как Веселина, Викентий предпочел бы держаться как можно дальше. Вот уж действительно достойная дочь своей матери-ведьмы. Знать бы еще, кто из многочисленных любовников матроны поспособствовал ее появлению на свет. Себя легат исключил из этого ряда, поскольку познакомился с Пульхерией через год после рождения ее дочери.

— Дукс Ратмир очень надеется на твою расторопность, падре Викентий, — спокойно произнесла Веселина, присаживаясь на стул, радушно предложенный ей легатом. Если бы Викентий не знал совершенно точно, что эта молодая женщина чудовищно богата, он, конечно, предложил бы ей более чистую одежду из своего гардероба. Но Веселина носила свой затрапезный наряд вовсе не из беспросветной нужды, а исключительно для того, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания.

— Зачем он прислал ко мне этого чудака-нотария? — нахмурился легат.

— Рассказ Первики должен успокоить Майорина. Пусть римские легионы останутся в своих лагерях.

— Значит, нападение на Картахену отменяется?

— Нет, падре Викентий, — покачала головой Веселина. — Нападение состоится в день смерти божественного Майорина.

— Вот как? — вскинул брови легат. — И когда это случится?

— Через два дня, — спокойно отозвалась Веселина.

— Но ведь Майорин здоров?

— Он заболеет сегодня, — твердо произнесла юная ведьма. — Сразу же после того, как вы с Первикой посетите его.

— А что, у нотария дурной глаз?

— Нотарий тут ни при чем, — покачала головой Веселина. — Это тебе, Викентий, предстоит привести в исполнение приговор, вынесенный русами Кия.

Легата передернуло от отвращения, он едва не выругался сквозь плотно стиснутые зубы, но сумел сдержать порыв, идущий от самого сердца:

— А если я откажусь?

— Твои письма к матроне Пульхерии будут переданы в надлежащие руки.

Викентию не следовало задавать вопрос, ответ на который был очевиден. Чтобы скрыть грехи прошлые, ему предстояло совершить еще один, самый страшный. Конечно, божественный Майорин не был агнцем и заслуживал кару за свои преступления. Вот только кто и по какому праву вынес ему приговор?! О русах Кия Викентий знал только понаслышке. Возможно, все разговоры о них являлись выдумкой ловких людишек. Но, так или иначе, божьей волей или волей ада, Викентию предстояло стать палачом. Или ничтожеством, если он откажется выполнить свою роль в этой жуткой языческой мистерии. Никто не знает наперед своей судьбы. Но если Викентий дрогнет сейчас сердцем, то будущего у него уже не будет. Ни великого, ни ужасного. В лучшем случае его ждет прозябание, в худшем — смерть.

— Возьми это, — протянула Веселина собеседнику небольшой серебряный флакончик. — Одной капли будет достаточно, чтобы человек, полный сил, ушел туда, где его уже заждались.

Викентий взял в руки чужую смерть, не дрогнув ликом. Ни страха, ни раскаяния он не чувствовал. Он остался невозмутимым даже тогда, когда опрокинул содержимое миниатюрного сосуда в чужой кубок. Майорин держал сейчас этот кубок в руках, но пить почему-то не торопился. Он с таким вниманием и терпением выслушивал рассказ словоохотливого Первики, словно именно от этого зависела его жизнь.

— Что ты думаешь по этому поводу, Викентий?

— Дукс Ратмир воспользовался ситуацией, чтобы поправить свои финансовые дела, — равнодушно пожал плечами легат. — Лиссабон — богатый город, а готы Тудора слишком расслабились после победы, которую ты им великодушно подарил, божественный Майорин.

— Значит, на Картахену они не пойдут?

— Это было бы безумием, — покачал головой Викентий. — Твое здоровье, божественный Майорин.

Легат осушил кубок до дна, дабы своим небрежением не оскорбить достоинство императора. Его примеру последовал нотарий Первика. А потом и Майорин поднес кубок к тонким губам. Пил он медленно, смакуя прекрасное испанское вино, но как ни вглядывался Викентий в его лицо, он так и не обнаружил на нем печати смерти.

— Я оставлю в Картахене надежный гарнизон, — сказал император, отставляя в сторону кубок. — Через два дня мы отплываем, и да поможет нам Бог возродить славу Великого Рима.

Викентий промаялся целую ночь, а заснул только под утро. К сожалению, сон его продлился недолго. Верный Феон разбудил легата раньше, чем ленивое зимнее солнце осветило крыши домов. Викентий открыл глаза и с удивлением уставился на перекошенное лицо комита Модеста, одного из самых близких к императору людей.

— Божественному Майорину стало плохо этой ночью, падре Викентий. Он требует священника.

— А почему не лекаря? — удивился легат, с трудом отрывая голову от подушки.

— Лекарь уже был, — раздраженно выкрикнул Модест. — Тебе следует поторопиться, Викентий.

Увы, легат не застал императора в живых. Божественный Майорин скончался в страшных муках еще до появления священника, и, видимо, это его предсмертный крик Викентий и Модест слышали при входе во дворец.

— Его отравили, — шепнул Модесту лекарь, довольно тучный тип с узкими щелками вместо глаз. — В этом у меня нет никаких сомнений.