Ведун Сар

Магистр двора Эмилий попробовал было протестовать, но его голос утонул в потоке хвалебных речей, пролившихся на горделиво вскинутую голову императора. Дидий сравнил божественного Либия с Цезарем. Сиятельный Афраний — с Константином Великим. Все прочие сановники тоже не ударили в грязь лицом. Эмилию едва удалось уговорить императора отправить гонцов к Ратмиру, да и то только потому, что его поддержал префект Рима Афраний.

— С твоего позволения, сиятельный Эмилий, я извещу Ратмира от своего имени, ибо императору неловко просить помощи у префекта.

Магистр двора, считавший, что сейчас не время для церемоний, только плечами пожал в ответ на предложение Афрания. В конце концов, какая разница, кто известит префекта Галлии, застрявшего под Паризием, о вторжении готов. Лишь бы Ратмир вовремя подоспел на помощь божественному Либию. Увы, разница была, и существенная, ибо Афраний никого никуда посылать не собирался, о чем он с усмешкой поведал Дидию за кубком отличного аквитанского вина.

— Но почему? — заволновался Дидий. — Ты накличешь на нас беду, Афраний! Нам только нового готского разорения не хватает.

— Я получил известие от Феофилакта, — криво улыбнулся префект Рима. — Антемий во главе пяти легионов находится сейчас в Илирике. Через три дня он займет Аквилею. А через десять дней Римский Сенат объявит его императором. Если, конечно, комит Орест сдержит данное нам слово.

Дидий был настолько потрясен открывшейся перспективой, что пролил вино на стол, запачкав красными пятнами покрывающее его белое полотно. Впрочем, хозяин, обуреваемый мечтами о грядущем величии Римской империи, неловкости гостя даже не заметил.

— Мы объединим Рим и Константинополь под рукой божественного Льва, — вдохновенно вещал Афраний, — вернем в лоно империи всю Галлию, Испанию, Африку. Империя возродится во всем своем прежнем блеске, Дидий. И мы наконец станем истинными хозяевами мира, а не жалкими попрошайками, дрожащими над каждым денарием.

— Пять византийских легионов — это слишком мало, Афраний, чтобы покорить мир, — с сомнением покачал головой Дидий.

— Мы наберем сто, двести легионов, если понадобится! — вскричал префект Рима, потрясая крепко сжатым кулаком.

— И станем заложниками варварских вождей, — остудил его пыл Дидий. — Ты забыл, Афраний, на чем держится власть божественного Льва. Я тебе напомню — на мечах исаврийцев комита Зинона. А чем, скажи на милость, исаврийцы лучше франков, готов или вандалов. Добавь к ним еще ругов и венедов рекса Сара, которых Орест зачем-то пригласил на нашу голову, и ты признаешь наконец мою правоту.

— Ты забыл о главном, Дидий, — вскричал Афраний. — Все эти зиноны, тудоры и сары будут служить Великому Риму, и только ему. А их дети и внуки забудут, что их отцы были готами, сарматами, ругами и исаврийцами, все они будут римлянами, более воинственными и более жадными до чужого добра и до чужой земли, чем нынешние. Я разговаривал недавно с епископом Викентием, и он горячо поддержал мой замысел. Христос объединит всех нас. Не будет ни эллина, ни иудея, а будут только римляне и те, кто не признает благой вести Христа. Этих отщепенцев мы сделаем своими рабами. Их руками мы возведем величественные храмы и прекрасные дворцы. Вся ойкумена будет лежать у наших ног, Дидий, и я очень надеюсь, что это случится еще при нашей с тобой жизни.

Комит финансов ужаснулся вместо того, чтобы прийти в восхищение от грандиозных замыслов своего старого друга. Он и раньше примечал за сиятельным Афранием страсть к пророчествам и излишнюю религиозную экзальтированность, но ныне он убедился окончательно, что его старый друг повредился умом и вполне созрел для того, чтобы занять место недавно умершего Паладия. Что же касается падре Викентия, каким-то чудом пролезшего в епископы Медиолана, то Дидий сильно сомневался в его преданности не только империи, но и Христу. Конечно, Викентий поддержит Афрания, но только для того, чтобы погубить божественного Либия, которого ненавидит всей душой. А вместе с Либием падет и Рим, в этом Дидий был почти уверен. К сожалению, это «почти» помешало Дидию принять единственно верное решение. Возможно, ему ударило в голову крепкое вино, но на какой-то миг ему вдруг почудилось, что правда и сила могут оказаться на стороне Афрания. И что Дидий своим дурацким «нет» погубит Рим, во всем его грядущем величии и славе. А потому комит финансов промолчал и только вяло качнул отяжелевшей от выпивки головой.