Читаем Ведуньи полностью

Толпа зашевелилась, задвигалась, загудела – примерно так начинает готовиться к атаке потревоженный пчелиный рой; люди негодовали: как это существо столь низкого происхождения осмелилось нанести ущерб уважаемому члену их общины! Уже вовсю звучали призывы отомстить – сжечь дом ведьмы вместе с ее отродьем, избить их всех до полусмерти и тому подобное. Кое-кто уже принес факелы. Особенно ярились мужчины, и каждый из них старался перекричать соседа, каждый чувствовал себя невероятно храбрым, каждый грозился наказать злодеев, трусливо прячущихся в своем логове, каждый считал своим долгом крикнуть женщинам, чтоб держались подальше. Значит, подумал Дэниел, деревенские объявили охоту. И сейчас он особенно нужен Саре. У нее нет иного защитника, кроме него. Он должен найти в себе достаточно сил и мужества и спасти ее. Зная, что от их фермы до чумного холма ближе, чем от луга, он бросился к дому.

Он понимал, что кобыла еще совсем плохо объезжена, кроме него, на ней еще никто верхом и не ездил, да и тропа эта для нее незнакома, и сумерки уже почти сгустились. Раньше он никогда бы не пошел на такой риск. Но сегодня это был единственный шанс спасти любимую девушку.

* * *

Кобыла, как назло, подчиняться не хотела. Пятилась, брыкалась и ухитрилась почти сбросить его на землю. Но он все же удержался и, вцепившись пальцами в ее влажную от пота гриву, стал тихо и нежно ее уговаривать, и она понемногу успокоилась. Время от времени, правда, она все же предпринимала попытки его сбросить, но уже не такие энергичные, хоть и выдувала из ноздрей клубы пара, заметные в остывшем вечернем воздухе. Дэниел понимал, что его план почти наверняка обречен на провал – лошадь все еще очень плохо его слушалась, да и что будет стоить его единственный голос против стольких враждебных голосов. И все равно он должен был попробовать спасти Сару.

Он вспомнил, как однажды вся деревня вот так же, собравшись в огромную толпу, устроила охоту на одного коробейника, который переспал с чужой женой. Дэниел тогда был еще ребенком, так что у него остались весьма смутные воспоминания о той ночи, когда люди, пылая яростью, кричали: «Собирайтесь и окружайте их!»; а потом они и впрямь окружили тот дом, держа в руках пылающие факелы, и вокруг запахло дымом и потом. Его отец тогда тоже был среди этой толпы. А Дэниелу впервые в жизни удалось почти почувствовать тот ужас, который испытывает человек, преследуемый разъяренной толпой; но он был еще слишком мал, чтобы предложить этому несчастному защиту. Зато теперь он уже взрослый.

Огни факелов мелькали среди деревьев, отмечая продвижение толпы к чумному холму. И Дэниелу стало ясно, что прямо по тропе, ведущей на холм, ему теперь не проехать. Но если деревенские успеют первыми добраться до дома Сары, они и ее, и всех ее родных в лепешку превратят своими кулаками. А может, и сделают с ними что-нибудь еще более страшное. Дэниел потянул лошадь за гриву и сжал ее бока коленями. Она тут же снова взбрыкнула, дернулась, замотала головой, сопротивляясь его попыткам подчинить ее себе. В отчаянии Дэниел заорал на нее сердито и с силой ударил каблуками в бока, и она вдруг подчинилась. Увы, сейчас было не время проявлять мягкость. Сейчас нужно было скакать прямиком через лес, и как можно быстрее.

Кобыла приплясывала, испуганно тараща глаза, когда мимо скользила лисица, или под копытом с треском ломалась ветка, или над головой пролетала летучая мышь. Но Дэниел, прильнув к гриве, упорно понукал лошадь. Пение толпы, затянувшей какой-то гимн, глухо разносилось в ночи. Сейчас они были впереди Дэниела, но кобыла скакала все быстрее, гулко стуча копытами по земле. У Дэниела уже ветер свистел в ушах, но он все погонял перепуганное животное, ибо ему все время виделось одно и то же: Сара в руках у деревенских мужиков, разогретых гневом и выпивкой. Господи, всего один взгляд, и она полностью завладела его душой, заставляя его, дурака, сейчас выступать в роли предателя, что, вполне возможно, в итоге приведет его к гибели. Уж, по крайней мере, в деревне к нему совершенно точно станут отныне относиться с еще большей подозрительностью. Однако же он и не подумал остановиться или повернуть назад.

Он старался держаться опушки, чтобы, оставаясь незамеченным, все же хорошо видеть впереди огни медленно движущейся толпы. Справа от него был густой лес, сплетение древесных стволов и кустов подлеска, слева – еле видимая во тьме тропа. Толпу он пока не догнал, но проехать мимо нее по тропе не мог. Он не успеет! Они раньше до нее доберутся!

Каждый стук копыта, каждая задетая ветка, каждый промельк тропы все больше сближали его с толпой. Он отчетливо чувствовал запах дикого чеснока и поломанных копытами папоротников.

Наконец огни показались на тропе. Сквозь черную паутину ветвей Дэниел видел не лица людей, а какие-то отдельные детали: чью-то бороду, чью-то покачивающуюся шляпу. В проблесках огня глаза людей, казалось, горели зверским голодом. Дэниел обнял кобылу за шею и прильнул к ее гриве. Нет, они, конечно же, его заметят! Конечно же, они его услышат!

Перейти на страницу:

Все книги серии Novel. Таинственный сад

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза