– Не сейчас, любимый. Времени мало, но знаю точно, он не злой и не лжет ни единым словом. Однако о чем-то умалчивает, и нам пока не удалось понять, о чем именно. Ведь человек может недоговаривать по своей воле, а может – из-за данной клятвы. На всякий случай мы с Литой пойдем туда в личинах, постарайся не ревновать и не мешать. И помни, я люблю только тебя и никому не позволю нас разлучить.
– Дилли? Ты что-то почувствовала? – встревожился регент. – Может, лучше вернуться?
– Поздно. Пока ты с мостика смотрел на остров, я с кормы глядела назад, на море, и заметила несколько приближающихся парусов. Нас уже заперли, но пока это еще ничего не значит. Все ясно будет после встречи с Эршелем. Иди, мне нужна одна минутка…
Гард все-таки поцеловал любимую, нежно и бережно, мысленно давая клятву сделать все возможное и невозможное ради того, чтобы ведуньи вернулись домой.
В гостиной уже сидела Лита, но узнал ее Гард не сразу. Сначала оторопел, увидев перед собой строгое, чуточку ироничное лицо Ясвены. Потом в голове вспыхнуло правомерное подозрение, что старая ведунья всех провела и прибыла сюда под личиной Чижика. И только присмотревшись внимательнее, регент поверил, что это все-таки сама Чижик. Слишком нагло взирали на него серые с прозеленью глаза да чересчур ехидно кривились бледные губы.
– У тебя отличная выдержка, – похвалила девчонка, когда Тровенг, так и не проронив ни слова, присел к столу. – Хотелось бы посмотреть, как воспримут это остальные.
– Гард их предупредит, – объявила, выходя из спальни, вторая Ясвена, и вот у нее даже голос стал похожим на материн. – Только при матросах ничего не говорите, а мы пока погуляем под вуалями.
И опустила на лицо кусок дымчатого шифона, прикрепленный к косе, скрученной на затылке в узел. Лита, усмехнувшись, зеркально повторила ее жест и оглянулась на регента:
– Тебе придется идти впереди, дорогой зять, иначе нас сразу разоблачат.
– Я могу вести и двоих, – насмешливо ответил он, втайне начиная за все свои беды и трудности люто ненавидеть Эршеля вместе с его интригами, причудами и проблемами.
Но, повинуясь необходимости довести начатое дело до конца, привычно усмирил свои чувства, поднялся с кресла и направился к двери, кровожадно мечтая по окончании этой эпопеи содрать с короля Форандии гигантскую контрибуцию за все дни и даже часы своего медового месяца, потраченные на его спасение.