«Сотворю, — охотно и быстро согласился Вран. — Это быстро. А ты смотри, запястье ей перетяни, Анея! Она моя теперь, хоть и старая, да живая! Ах, да, вот ещё… убийца-то мне живым тоже нужен. Мёртвым, но и живым. Живым, но и мёртвым. Понимаешь?.. Ай, была не была! Добрый я сегодня. Радуюсь. Слушай же, Анея, научу тебе делу великому, небывалому, только первой чародейке всех земель подвластному!..»
— Прощай, Анеюшка, — Верея словно погружалась под воду, её затягивало дымкой. — Тебе теперь двор свой вести. Ведуньин двор. Свой тебе отдаю, готова ты. У тебя получится, я знаю. Бояться тебя должны, бояться и уважать, потому что иначе-то баловать народ начинает, не со зла, а так, именно что с баловства. Прощай, милая. Всё-таки вышел из тебя толк…
Сказала так — и пропала, совсем. Растворилась в сером тумане, а сам туман растёкся незримыми нитями. Была чародейка Верея Велиславна — и нет её.
Только ветер прошуршал в опустевшей вдруг комнатке…
…Ворон расправил крылья, перепорхнул на пол, окунул клюв в чашу с кровью. Чаша вскипела, пена полилась через края, пахнуло жаром. Миг — и на месте крови в чаше лежало крошечное алое сердечко, как живое, только каменное, словно из красного рубина.
Анея осторожно взяла его, вложила в грудь чёрной птичке — и раны на груди её тотчас закрылись, а глаза, напротив — раскрылись.
«И безо всякой живой да мёртвой воды, — самодовольно объявил Ворон Воронович. — Теперь с ним. Всё ли поняла, Анея? Нож бери да голову с плеч снимай!»
Анея сглотнула.
«Давай-давай. Я научу. Добрый я сегодня, Анея свет Вольховна!»
— Ворон Воронович! Мне ещё и выбраться отсюда надо!..
«Ну, это уж и вовсе пара пустяков!..»
* * *
Фонтаны огня хлынули вдруг из окон и дверей домика. Вынеся спиной раму, невероятным образом вылетел толстый Пол, слуга лорда Ричарда Ламли, графа Скарборо. Попытки тушить пожар ничего не дали. Когда же прогорели стены и рухнувшая крыша, под обугленными брёвнами нашли лишь одно-единственное обезглавленное тело — тело самого лорда Ричарда.
Две женщины-варварки таинственным образом исчезли.
Двое солдат, что, по показаниям свидетелей, привели их в лагерь, повредились рассудком и были отправлены в столичную больницу для умственно расслабленных.
* * *
Здесь, подумала Анея, оглядывая потемневший от времени частокол и заросшие мхом тесовые крыши за ним. Вот он, двор мой, отныне и до самого смертного часа. Не хотела я его, да, видно, и впрямь ничто не может встать между ведуньей и её судьбой… Даже она сама.
Сила Вереи была с ней. Всё, что отдала наставница, живой сходя в подземное царство.
— Что, касатик, нравится тебе здесь? — обратилась она к лорду Ламли.
Вернее, к его голове, что покоилась в берёзовом туеске.
— Будь ты проклята, ведьма!
Хоть и недолгое время длился их совместный путь, а подучить язык Анея успела. Нет, не станет она брать под опеку Зорьку с братом её, Ольгом. Пусть Добронега занимается. Маги-превращальщики редки, очень редки, дар их уникален; тут доброта сестры-целительницы, наверное, лучше поможет, чем колотушки старой Вереи.
А двор её будет здесь. С частоколом вокруг. С глубокими, жуткими тайнами. С прирученной нечистью. И с головами — с живыми головами! — на нём.
Потому что ведунью должны не только уважать, но и бояться.
И свои, и чужие.
Тёмен твой путь, Анея…