Ведущая на свет

Кстати, надо будет сгонять в архив, узнать, что это “в.п.п.” означает и что значит — быть поручителем демона, и были ли вообще, кроме меня, такие…. одаренные. Ну не могу же я быть первой, да?

Сейчас я возвращаюсь домой. Забираю со склада коробку “продуктов для постящегося”, плетусь домой, чтобы поужинать тарелкой безвкусного риса и пресной лепешкой. Голод эта еда давит — не давит жажду ощущений и эмоций, но ничего, как-нибудь переживу. Не едой единой можно жить и не только от нее получать удовольствие. В конце концов, это не навсегда. Если все выйдет так, как я придумала — на постном пайке мне вряд ли придется сидеть часто.

Я устала настолько, что меня еле-еле хватает на то, чтобы принять душ перед сном. Сваливаюсь на кровать, нырнув в теплую клетчатую пижаму.

Вспоминаю прошедший вечер. Есть что вспомнить, на самом деле.

Весь разговор с Генри врезался в память чуть ли не пословно. Во многом благодаря тому, что этот поганец постоянно отпускал эти свои шуточки и намеки.

Можно было подумать, что у него на уме, кроме секса, и нет ничего.

Но было же, было. Он соображал гораздо быстрее меня, слету сообразил, что мне грозит в Чистилище. Боже, он намерен меня оборонять. От Триумвирата. Честно, когда я это осознала, я даже зависла слегка.

Он несет за меня ответственность. Так он, кажется, сказал. Я — его поручитель. И он несет за меня ответственность? Бредово.

Впрочем, это явно характер такой.

Мысли невольно задевают падение с небес в крепких руках Генри. И я помню ту панику, что кипела в моей крови, и осознание того, что я точно не успею крылья материализовать, и воздух, пытающийся разодрать меня на пылинки, и кожу, ледяную от холода…

И горячее дыхание Генри у моего виска… И мурашки, бегущие по позвоночнику.

Ух-х, ему лучше не знать, что я это вспоминала… Могу представить его красноречивую ухмылочку.

Перед сном на всякий случай смотрю на лист кредитной сводки.

“в.п.п. Генрих Хартман, греховный помысел о соблазнении Агаты Виндроуз… время… число… место нахождения”.

Во многом он мне кажется подающим надежды, но вот уровень его озабоченности корректировке вряд ли поддается…

Помысел. То, что не войдет в официальную кредитную сводку, вижу только я. То, что он наверняка допустил нарочно, чтобы передать мне привет.

Ну что ж, и тебе спокойной ночи, Генри…

Если может фантазировать на эту тему — значит, он цел и наверняка не пострадал. Хотя черт его знает. Кажется, он в любом состоянии способен похабничать. Но я верю в хороший исход.

Я откладываю листок обратно на тумбочку, секунду смотрю в потолок.

Понятия не имею, сколько мы с ним так выдержим, выйдет ли у меня хоть что-то из того, что я задумала, но я буду стоять на своем до последнего.

Если я могу помочь Генри не грешить, не светиться перед Чистилищем и избежать ада и распятия — я помогу. Просто потому, что он того стоит. Мне так кажется. Иначе бы я за него не молилась.

А что будет дальше — посмотрим по ходу.

Это последняя мысль, которую я успеваю сформулировать, сон, явно заждавшийся моего внимания, накрывает меня с головой своим черным тяжелым одеялом.

В мелкую рыжую крапинку.

8. Ангел из моей френдзоны

Я просыпаюсь от стука в дверь. Настойчивого такого стука.

Это бесчеловечно, так со мной обращаться и поднимать меня с постели. Я после вчерашнего выхода в смертный мир ощущаю себя такой разбитой, будто не по Лондону шлялась, а сквозь мясорубку прокрутилась раза два. Я не хочу никого видеть, я хочу только спать.

Господи, сколько я спала? За окном светло, а по ощущениям — и пяти минут со сжатыми веками не пролежала.

А стук не прекращается, приходится выползти из-под одеяла. Может, это мисс Свон? Пришла и принесла мне, как выразился Генри, “командировку в ад”?

Свежий лист моей кредитной сводки лежит на тумбочке лицевой стороной вверх. Я беру его в руки, с удовлетворением вижу, что со вчерашнего дня мне от Генри ничего нового на счет долга не прилетело. Убираю лист от греха и чужого взгляда подальше.

Смотрю на рукава своей пижамы, размышляя — достаточно ли прилично выйти прямо в ней, прихожу к выводу, что видом этого фланелевого мешка можно отпугнуть даже Генри и, с третьего раза нашарив шлепанец, ползу к двери.

А за дверью Джон. Ну так я и думала.

Боже, какой он бодрый. Рядом с ним такой сонной и тухлой мне даже стоять оскорбительно.

И Боже, как пахнет стаканище с кофе в его руке.

Да, я знаю, что вся еда, что выдается по рабочим талонам — это амброзия, одна и та же, но сути не меняет. Кофе, созданный из амброзии, — это всегда кофе. Не отличишь от земного. Впрочем, на остальную пищу это тоже распространяется.

— Ну, с добрым утром, соня, — мягко улыбается мне Джон, а потом впихивает мне в ладони кофе и шагает внутрь моей “берлоги”. Ничего удивительного, он у меня тут регулярно бывает, уже даже научился не спотыкаться о картины или не наступать на эскизы, если я вздумаю раскидать их на полу.