Ведущая на свет

— А что потом? — Дэймон щурится, будто сетуя, что не владеет телепатией и не может прочитать мои мысли сразу. Счастливец. Ему лучше даже не знать, насколько адский там сейчас сумбур.

— Потом ты все сам увидишь, — поторапливающим тоном откликаюсь я, — пошли сейчас, если ты не хочешь, чтобы её вернули на Поле в третий раз.

Это — довольно веский повод, чтобы Дэймон напрягся, заставляя ослабевшую демоницу подняться на ноги. Я шагаю вперед, чтобы подхватить Анну под второе плечо, вот только Дэймон качает головой, не надо, мол, он и один справится. Ну и ладно. Не очень-то я и настаиваю, не так уж круто я себя чувствую, чтобы демонов на себе таскать.

Я просто шагаю вперед, закусывая губу. Пальцы сжимают ключ к смертному Лондону еще крепче.

Мне нужно только выиграть время. Просто для того, чтобы все обдумать, явиться к Триумвирату и потребовать ответы на мои вопросы. Твердо так потребовать, чтобы уж точно ответили. Я ведь не собираюсь отпускать демонов на свободу. По крайней мере пока еще надеюсь выбить для них амнистию законным путем.

Нет, архангелы просто обязаны будут дать мне ответы.

Допустим, исчадие, подошедшее уже к следующей ступеньке демонической классификаций, может быть настолько сильно, что чуть ослабь оковы — и он вырвется на волю. Но суккуб — раз в двадцать слабее исчадия. И если оковы разомкнутся — значит, дело вовсе не в силе. А если дело не в силе — то в чем еще кроме промысла самих Небес? Вот только… Как мне спорить с Орудиями Небес? Они ведь не просто так одарены и силой, и благодатью. Каждый из них делом доказывал и доказывает верность долгу. А я… Девчонка с черными перьями в крыльях.

— Агата, ты знаешь, что у тебя запаха сейчас нет?

— Ну, уже знаю, — рассеянно отвечаю я, особенно и не замечая этот вопрос. Куда более меня интересует тон моего собеседника и напарника по преступлению против Триумвирата заодно.

Дэймон сейчас звучит как взрослый, который никак не поверит в то, что ему Санта-Клаус все-таки принес подарок на Рождество. Вот тридцать два года до этого не приносил, и на тебе — игрушечная железная дорога лежит под елочкой, и шестнадцать вагонов с паровозом впридачу — на том же месте.

Я отмечаю это и ставлю в уме галочку. И демоны, старше бесов, способны радоваться за своих близких. Обязательно скажу об этом мистеру Пейтону. Ох, и длинный это будет разговор… Но если он меня не услышит… Если он меня не услышит — я все-таки сбегу на первой же завтрашней смене. Ибо… Дожидаться расправы мне совсем не хочется. Может быть, даже возьму ночную — это не запрещено, и возможно, удастся сбежать до того, как Джо увидит мою кредитную сводку.

Ох… Сколько же я сейчас всего натворю еще, о чем потом останется только жалеть?

Шагаем мы торопливо. И до КПП добираемся за три четверти часа. Полосу собственно от пограничной полосы до здания преодолеваем почти бегом, чтобы нас никто не заметил.

— Ну? И что дальше? — Дэймон выжидающе смотрит на меня, а я вытягиваю таки ключик из кармана. У Дэймона расширяются глаза.

— Откуда…

— Последняя увольнительная за старые заслуги, — нервно улыбаюсь я, а демон уставляется на меня так, будто видит в первый раз.

— Ты… Почему ты это делаешь, Агата?

Вопросы, вопросы, одни вопросы. Я ведь тоже так могу…

Почему ты, демон, таскал еду девчонке, которую знал до этого всего пару недель? Свою еду ведь таскал, да не простую, а амброзийную, ту, что выдают по выдаче, и что должна была поддерживать тебя и снижать количество неприятных экзорцизмов.

Почему ты не сбежал, лишь бы кому-то было кормить эту растрепанную девчонку? Кто здесь сказал про похоть — тот может сразу собирать чемоданчик в преисподнюю. Дэймону ведь совершенно ничего не светило с распятой и лишенной надежды на помилование демоницей.

Почему ты, наконец, взял и промолчал сегодня, не сдал меня и Генри, хотя вполне мог это сделать и даже получил бы очки в карму за это маленькое предательство?

Почему пытался выручить меня ночью, уводил от меня отродий, и так далее?

Я встряхиваю головой и прямо гляжу Дэймону в глаза.

— Потому что это — правильно.

На лице моего собеседника я замечаю странное выражение, и все-таки добавляю:

— Не заморачивайся, это мои личные тараканы. Шанс на искупление должен быть у каждого, и все такое.

— Ну… Почему же мне не заморачиваться, — Дэймон все-таки заставляет Анну встать на ноги самостоятельно, — мне очень по душе именно такое виденье. Просто… Ты ведь толком не знаешь ни меня, ни Энни. И мы демоны. С чего бы тебе, ангелу, делать нам такие уступки?

Это сложно объяснить. Да — я не знаю. Я и Генри совсем не знала перед тем, как помолиться за него. Но я ощущала — что нужно. Вспомнить того же Айвена Вэйла — и нет, я чувствую, что не то. Может, конечно, я не права, может — дело в личной предвзятости, но почему-то с самого первого взгляда на Анну Фриман на кресте распятия, я поняла, что нужно попробовать её освободить. И слова Дэймона ничего нового мне и не сообщили, я будто знала о ней все. Будто даже больше, чем про себя.