— Не тому тебя в армии учили, — беловолосый каким-то чудным, плавным движением оказался рядом, сгреб за шиворот оторопевшего Конрата, поднял одной рукой чуть ли не на локоть. Глаза вспыхнули колдовским кошачьим светом. — Желаешь испытать мое терпение?
Кмет почти не испугался.
— Не извольте гневаться, мастер, только мне про вас много сказывали… Не могете вы людям вреда творить… не спроможны на такое.
Хватка ослабла, и Конрат сполз по косяку вниз, поймав спиной парочку длинных заноз. Ведьмак возвышался над ним упрямой темной башней.
— Правду тебе рассказывали, кмет, — согласился он хрипло. — Правду. Только не всю. Прямого вреда причинить тебе и правда не могу. Но неужели ты думал, что ведьмаки — то бишь те же люди, только более хваткие и быстрые — не придумают способа обойти этот запрет?
Конрат Одюшко явственно ощутил, как по истерзанной занозами спине потекли струйки холодного пота.
— Это «моральная серая зона», — непонятно сказал ведьмак. — Перерезать тебе горло или сломать руку — это вред. А перешибить нос, рассечь башку, ненароком уронив на пол — что это?
— Тоже, — убежденно сказал Конрат, потихоньку отползая в сторону. Походило на то, что земляк был крупно, напрочь неправ относительно ведьмаков. Или это его перевернутое счастье сыграло?
Беловолосый ухмыльнулся пустым лицом — жестоко, бездумно.
— Может быть. Вот только это дастся мне уже куда проще. Но есть ведь и другие способы убеждения — бросить отраву в колодец, спалить хлев… о! Пожалуй придушу тебя угарным газом.
Он быстрым движением перекрыл печную заслонку летнего хода.
— Ведьмакам оксид углерода особого вреда не наносит, — сухо проинформировал он. — Из-за мутаций. А вот его действие на людей мне совершенно неизвестно — я бессовестно прогуливал уроки в Каэр Морхене. Проведем эксперимент. Гордись, кмет — ты станешь источником бесценных научных сведений на многие поколения вперед.
— А-а-а-а! — Конрат запаниковал. Простая задумка с дармовой лошадью оборачивалась как-то не так. — Не желаю угорать! Мастер ведьмак, пощадите!
— Что ж, можно и пощадить, — легко согласился беловолосый, поглядывая на печку, в которой весело плясал огонь. — Мы, кажется, говорили о зеленоглазой девушке, которая проезжала через твою деревню?
— Была, была, мазелька-то! Токмо не сама она ехала, а везли ее под белы рученьки! Сама, знать, подранена оказалась.
— Ранена? Сильно? — Кривой шрам, идущий через лоб, глаз и щеку, стал из розоватого багровым.
— Того не ведаю, милсдарь ведьмак. Держалась в седле, но едва-едва, тяжко. А провезли ее жолнежи Барона нашего давешнего. Опосля того, как прежний наместник, Всерад, чтоб ему икалось теперь до несхочу, утек на Чортов остров, пришел новый — Штефан, кажись, его кличут, обсел в пустом замке, да и принялся грабить…
— Это несущественно, — прервал Конрата ведьмак, думая о чем-то своем. — Значит, говоришь, отвезли Ци… девушку в замок к барону?
— Истинно клянусь в том, что так и было. Присягаюсь.
— Добре, кмет, присягайся как следует. Не думай, что твои проблемы так велики, что ради них я буду бегать по болотам, рубя утопцев и трупоедов, вместо того, чтобы идти по следу. И не шути в будущем с ведьмаками — они бывают куда нетерпеливее меня. — Он перетек к двери, неслышно приотворил ее, на секунду прислушался к происходящему снаружи и кивнул. — Бывай.
Конрат слышал — громко фыркнула и переступила ногами кобыла, брякнула сбруя, хриплый голос прикрикнул «Но-о-о, Плотва! Ходу!», застучали удаляющиеся копыта, и снова стало тихо.
Кмет опустился на пол без сил, его колотило. Ведьмаки оказались в точности такими, какими их описывала молва — не считая придурка-земляка из армии — жестокими, бездушными тварями, чуждыми всякой человеческой искры.
— А еще говорил, что убивает чудовищ, — севшим голосом поведал Конрат непонятно кому. — А сам даже плохонькой лошадки не захотел найти, да потвор вывести. Как пахать теперь, чем сеять? А ведь я все, что знал, сказал. Как же теперь?
Потом ему в голову пришла другая мысль. Да, сам он знал мало, но барон, к которому направился белоголовый, наверняка ведал куда больше. Только представить, как ведьмак станет выбивать сведения из него…
Если бы кто-то заглянул ранним утром в бедную хату, что стояла у самой опушки, он увидел бы странную картину — лежащего на полу и неудержимо хихикающего кмета. Он трясся всем телом, обхватив самого себя за плечи, из горла несся уже даже не смех, а какое-то низкое хрипение, но остановиться у бедняги не выходило никак.
Белоголовый ведьмак был, возможно, не самым добрым и сострадательным ведьмаком на земле. Но как минимум одно человеческое качество у него было развито прекрасно — он уважал и ценил добрые шутки.