Читаем Веер молодости. Японские сказки полностью

– Как же мне не плакать, – отвечает краб, – убила обезьяна моего отца, а как отомстить ей – не знаю.

– Ах, эта подлая обезьяна! Ну, ничего, не плачь, я тебе помогу.

Но не унимается молодой краб, плачет громче прежнего. Подползает тогда к нему, шевеля стеблями, морская капуста и спрашивает:

– Ты чего, краб, плачешь?

– Как же мне не плакать, – отвечает краб, – убила обезьяна моего отца, а как отомстить ей – не знаю.

– Ах, эта подлая обезьяна! Ну, ничего, не плачь, я тебе помогу.

Но безутешен молодой краб, плачет и плачет. Тут подкатывается к нему с грохотом ступка и спрашивает:

– Ты чего, краб, плачешь?

– Как же мне не плакать, – отвечает краб, – убила обезьяна моего отца, а как отомстить ей – не знаю.

– Ах, эта подлая обезьяна! Ну, ничего, не плачь, я тебе помогу.

Тогда перестал молодой краб плакать. Собрались вокруг него каштан, оса, морская капуста да ступка, и стали они совет держать, как отомстить обезьяне. Посоветовались и отправились в путь.

Приходят, а обезьяны нет дома: видно, наелась она хурмы и пошла прогуляться в горы.

– Вот и хорошо! – сказала ступка. – Ступайте все в дом, спрячьтесь там и ждите.

Вошли они в дом. Огляделся каштан и говорит:

– Я тут спрячусь! – Забрался в очаг и зарылся в золу.

– А я здесь, – сказала оса и притаилась возле кувшина с водой.

– А я здесь, – сказала морская капуста и раскинула свои стебли на пороге.

– Ну, а я сюда заберусь, – сказала ступка и влезла на притолоку.

Наступил вечер. Вернулась обезьяна домой и говорит:

– Уф, в горле все пересохло!

Присела она у очага, протянула руку к чайнику, но тут из горячей золы с треском вылетел каштан, да как стукнет ее прямо по носу!

– Ой! – вскрикнула обезьяна и, закрыв морду лапами, побежала на кухню.

Только нагнулась она над кувшином с водой, чтобы нос омыть, как вдруг с жужжанием вылетела из своего укрытия оса и впилась ей в глаз.

– Ай! – закричала обезьяна пуще прежнего и стремглав бросилась на улицу. Второпях поскользнулась она на стеблях морской капусты, что дожидались ее на пороге, и растянулась плашмя у входа. Этого только и нужно было ступке. С грохотом свалилась она на обезьяну и придавила. Лежит обезьяна под ступкой, только лапами дрыгает.

Тут и подполз к обезьяне молодой краб.

– Вот тебе за отца! – крикнул он, взмахнул своими клешнями и отхватил обезьяне голову.


Перевод Б. Бейко.

ЛЯГУШКА И ОБЕЗЬЯНА

Жили на одной горе лягушка и обезьяна. Вот однажды приходит обезьяна к лягушке и говорит:

– Там внизу, в долине, есть заброшенное поле. Вот бы нам посеять рис! Уродится – вдвоем есть будем!..

– Ну что ж, – согласилась лягушка. – Это можно. Давай вместе крестьянствовать. С завтрашнего дня и начнем.

На том и порешили.

На другой день заходит лягушка к обезьяне и говорит:

– Сегодня погода хорошая. Пойдем наше поле мотыжить.

А обезьяна ей отвечает:

– Жаль, не могу сегодня – живот разболелся.

Нечего делать, пошла лягушка мотыжить одна. Вскопала она поле и опять приходит к обезьяне.

– Пойдем, – говорит, – сажать рис. Погода сегодня хорошая…

Обезьяна скривила рожу и отвечает:

– Ох, знаешь, сегодня так поясницу ломит, что терпенья нет. Уж ты уважь, поработай одна.

– Что ж, ничего не поделаешь, – сказала лягушка и отправилась сажать рис.

Посадила рис и опять приходит к обезьяне:

– Пойдем на поле, сегодня полоть в самый раз.

– Не могу, – отвечает обезьяна. – Вчера упала с дерева, руку себе повредила. Ты уж извини, ступай одна поработай.

– Ах, вот оно что? Ну, ничего не поделаешь.

И пошла лягушка полоть одна.

Уродился рис на славу. Лягушка снова приходит к обезьяне.

– Ну, обезьяна, поспел наш рис. Пойдем жать.

А обезьяна опять отказывается:

– Ты уж извини, лягушка! Заболела моя тетка барсучиха, нужно сходить навестить ее.

Так пришлось лягушке одной жать рис, и сушить, и молотить, и в ступе обрушивать.

Наконец, получилось чистое, отборное зерно.

Пришла обезьяна, посмотрела и говорит:

– Вот это рис! Только, знаешь, жаль его так есть. Давай вместе колобков наделаем.

– Давай, давай, – согласилась лягушка.

Наделали они колобков, а обезьяна опять свое:

– Не годится нам так есть эти колобки. Давай пустим их под гору. Кто первый добежит до колобков, тот и будет их есть!

Сказала она так, побросала все колобки вниз в долину и что было прыти пустилась за ними вслед.

Сбежала она с горы, посмотрела, а колобков-то и нет.

– Вот тебе и на!

Полезла обезьяна назад. Идет и видит: все рисовые колобки, что она побросала с горы, застряли на полдороге в бамбуковых зарослях. Сидит возле них лягушка и уписывает колобки за обе щеки.


Перевод Б. Бейко.

ВЕРОЛОМНЫЙ МЫШОНОК

Жили две мыши, ни о чем не думали. Но вот пришла к ним старость: глаза стали плохо видеть, зубы притупились, да и сил у них поубавилось. Посоветовались мыши друг с другом и взяли себе в услужение молоденького мышонка по имени Тюскэ, что означает «Верная помощь». Уговор был такой: старые мыши научат Тюскэ всем мышиным хитростям, а он им за это будет прислуживать.

– Сегодня неплохо бы рыбки отведать, ступай на кухню, стащи потихоньку кусочек кеты! – попросили мыши нового слугу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза