Оборотная сторона медали в том, что эта телепередача позволила стереотипу о веганах и вегетарианцах еще больше врезаться в умы американцев. В память тех королей дивана, кто никогда не встречал живых веганов и вряд ли когда-нибудь встретит, в тот вечер навсегда врезалось: веганы — сраные инквизиторы. И как ни печально, многие получают большую часть знаний именно из телевизора.
Стереотипное позиционирование веганов в «Обмене супругами» — классика стереотипного представления любой социальной или расовой группы доверчивому зрителю. Никогда не замечал, что, если верить СМИ, латиносы — это либо швейцары, либо няньки, либо садовники, либо бандиты? Или что все чернокожие — голодранцы? Или что белые живут в пригородах? Или что веганы — высокомерные и радикальные говнюки?
Обрати внимание на топовые массмедиа. Нападать на вегетарианцев и зоозащитников у них в порядке вещей. Журналистам доставляет удовольствие этим заниматься, и, будучи в большинстве своем противниками насилия, мы им не отвечаем. Мы идеальный объект насмешек для эстрадных комиков, ситкомов и телепасквилей в рамках реалити-шоу. А если нас не линчуют как дураков, нас малюют нюнями, радикалами и/или террористами. Мужчины-веганы подаются женоподобными, потому что отрицают кровь животных, которую проливают на фабриках смерти, — тогда как эта кровь призвана придать человечеству сил, помочь в господстве над миром и постоянно поддерживать в нем кровожадный драйв, на который провоцирует нас нынешнее общество, в то время как мы рассиживаемся в коконах.
В статье про фуа-гра
«„Все это большое недоразумение“, — говорит Майкл Жино, владелец фермы Хадсон-Вэлли в штате Нью-Йорк, которая производит большую часть из 420 тонн фуа-гра, ежегодно потребляемых в США. Насильно накармливаемые утки с трубкой в глотке — это „действительно звучит, как зверство“, признает он, но утверждает, что у водоплавающих птиц отсутствует присущий приматам рвотный рефлекс, поэтому они не страдают в процессе. „Фуа-гра — легкая добыча для нападок: он для богатых, он не жизненно необходим, он буржуазен. Но его едят уже 5 тысяч лет“. И Чарли Троттер никогда не откажется от фуа-гра. Его текстура трогательно нежна, как шоколадный трюфель, его утонченный аромат приносит едва уловимую сладость, которая помогает оправдывать борьбу человека длиной в миллион лет за место в конце пищевой цепочки. Если, конечно, мадам не желает заменить это на овощную версию гарнира к ее спарже».
Легким движением руки жестокость по отношению к животным превращается в «большое недоразумение», делая из зоозащитников псевдоинтеллектуальных недоумков. И конечно, авторы не могли не упомянуть «борьбу за место на конце пищевой цепочки» (еще один нелепый, некорректный антивеганский приемчик, который довольно часто применяют доброжелатели). Запри мы этих писак в одной клетке с голодными львами, и больше не раздалось бы ни звука о борьбе за почетное место в пищевой цепочке. Но мы не станем.
Завершая свою ахинею, авторы устраивают еще два взрыва мозга: первый касается того, что страдание — это вкусно, и укрепляет идею о том, что наши вкусы превыше всего, вне зависимости от того, какие отвратительные меры требуются, для того чтобы им угодить. Второй взрыв подчеркивает смехотворность «овощной версии гарнира». Стоит также обратить внимание, что при этом вымышленный официант обращается к «мадам». Здесь кроется двойное оскорбление: по отношению к женщине, которая представляется истеричной, чересчур чувствительной и невозможно мягкой (к вопросу о «недоразумении» в начале абзаца), и по отношению ко всем, кого волнуют права животных, — всех этих людей причисляют к женоподобным неженкам. Разумеется, «сэр» никогда бы не пожелал сменить фуа-гра на овощи, потому что «настоящий мужик» любит убивать и жрать мертвечину. Дайте ему бифштекс и сигару, черт побери! Столь плохо замаскированная антивеганская пропаганда журнала отводит нам роль педерастичных недотык, отстаивая тысячи лет страданий ради божественного фуа-гра.