Здесь платим плоти, в ней устав,
Там устьев высохли уста.
Бредём пределами холмов:
Лиса и лось, и лес, и слов
Следы висят на иглах трав.
Чужие здесь, мы — братья там!
Бежит Эмилья по звездам,
Не тая до утра.
Увядают волна и волна, и глотают
Увядают волна и волна, и глотают
Двуголовый закат, и лежит на песке
Отражённые знаки, и зреет, не тая,
Взгляд, повисший на море и на волоске.
Это плечи, Луной обречённые таять,
Увядают, подвешены на волоске.
Им ни воды, ни воздух, ни звёзды в песке
Не вернут обаянья. Я имя глотаю.
На ладони коровка и на волоске.
Ты по воле стихий до рассвета растаешь,
Словно грудью, приливом прильнёшь, соль глотая,
К животу твоему я прильну на песке
В волосах твоих — рыбы и звезды, и стаи...
На песке отражённый, я небо глотаю.
Плечи выгорбили стан
Плечи выгорбили стан
нежась в струях Алазани
По окалинам стакан
В трещинах от лобызаний
Бочка к вечеру пуста
Загибаясь в рог бараний
Раскрасневшись от стараний
Дуем в задние уста
Монастырских брадобреев
Я смиреннее сейчас
Ливень он утопит нас
Вечер к ночи не добрее
Отдал, больше чем имею
Болевой подходит час
ВЕНОК НА СТАРЫЙ ЗАБЫТЫЙ ХОЛМИК
К
огда выльет утро последнее горло,К
ристаллизуется в заочной высиП
окой мощи.О
бёрнутый в одежды сказанийВ
жасмин кану.З
аплачет родня чужим горем.В
ечерТ
обой едва прильнёт в спину поздно.Д
ышу, но выдох каждый — Имя.Б
ольше не дразнит улья запах тела,Н
ечем длить кровь рода.Я
вмёрз костью времён, кровельВ
тебя, на сваях набухли вены.О
бёрнутый тобой мир оправдал смыслы.Когда выльет утро последнее горло
Когда выльет утро последнее горло,
Сожгу ложе.
Зола вытеснит язык. О тебе голод —
Хрустящая кожица пепла.
Пряничный полдень гремит кварталом,
Где каждый шаг — не ты, и не ты — голос.
Голубь хромает на оба крыла.
Весть он тебе — глухая старуха в окне.
Кто-то сошёл с карниза в мёртвую петлю.
Душно от позднего зноя,
От крыш, под которыми бдит безымянное счастье,
Беспомощнее соцветий теперь,
Жду над изголовьем, когда завязь
Кристаллизуется в заочной выси.
Кристаллизуется в заочной выси
Кристаллизуется в заочной выси
Влага, длящая осень.
Бегут к горизонту трубы,
Флейты, челесты — милые сердцу склянки.
Мир спокоен, уходя из себя.
Пятипалые звери покинули край, заноза
Ушла под кожу
И движется к сердцу — глотнуть крови.
Всё умерло, как приготовилось ждать.
Мухи слетелись на тлеющий воздух и впились
За голод вперёд — в слабое тельце твоих пребываний.
Опустела Земля, но бездонны щедроты твои,
Когда монолитны снега, словно белая радужка страха или
Покой мощи.
Покой мощи
Покой мощи —
Нагое тело.
Дня корма, для кровного бега
Тело одето снегом.
Не умер, но тлею кровом.
Речка и две голубиные лапки
В доме толкуют о снах.
Тебя играю, но плачу по грому.
Слова и молитвы — одна речь полдня,
Молчит о тебе и сияет о будущем — бедный
Звери стоят у порога, рыщут,
Как будто сошли с карусели — зимняя повесть,
Я умер, но, обещаю, выйду,
Обёрнутый в одежды сказаний.
Обёрнутый в одежды сказаний
Обёрнутый в одежды сказаний
Край всё ещё молит: я жажду!
От соли в нём зимы,
От крови — корни и реки.
Вон Эма на холмах под ливнем,
Другая в озёрах,
От ора одна и от луга,
От стада на облаке, от света.
Когда небо кочует, в нём прибыль
Семи лепестков, остальное не видно.
Кто хочет ходит по небу, кто может,
Кто лижет
Венчальные звёзды. Я там, а оттуда
В жасмин кану.
В жасмин кану...
В жасмин кану,
Он тучное облако
От воспоминаний прошедшее цветов,
Шевельни, — обольёт цветами.
Им девы одеты и плачут:
“Ах, Атлантида!”
В мешочках по жениху с зажигалкой,
И в каждой по пламени.
В этой свадьбе горе весело,
Весело лесу, но нет места
Стальному обручу, связавшему местность
И капельку крови. Прощайте! — кричу —
Заплачет родня чужим горем.
Заплачет родня чужим горем...
Заплачет родня чужим горем,
От ветра,
От Севера — стойбища страха и снега,
От света полнощного вместо супружества — мести.
Вот и река — сестра,
Ей лодка пустая и полная — кровно, жена:
Обнимает и тянет на дно ещё большим.
Кто вечер зажёг,
Где птицы танцуют тайно,
Где травы отдали себя и лежат.
Эмилия недалеко провожает утро,
Вернётся, качая на бёдрах шмеля —
Вечер.
Вечер
Вечер —
Плавное вымя стада,
Бредёт по холмам, льётся:
Всё длится, пока качается вечер.
Птицы и звери сняли одежды — песня!
Пепельных женщин гладят деревья,
Река приостановилась,
Туман подходит на цыпочках — тихо.
Тела — это души! — шепчет проповедь ветер.
Сколько дыханий до смерти?
Сколько у времени пальцев?
По каменным гнёздам проходит речка,
Невесты меряют русло. Утро
Тобой едва прильнёт в спину поздно.
Александр Николаевич Радищев , Александр Петрович Сумароков , Василий Васильевич Капнист , Василий Иванович Майков , Владимир Петрович Панов , Гаврила Романович Державин , Иван Иванович Дмитриев , Иван Иванович Хемницер , сборник
Поэзия / Классическая русская поэзия / Проза / Русская классическая проза / Стихи и поэзия