Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]

— Ну и что с того, что она иудейка? — пожал плечами отец.

— И никогда она не была страшной, — вступилась за Хадассу Феба.

Юлия глянула на нее.

— Ты, мама, просто привыкла к ней.

— Не понимаю, что Каю не нравится в иудеях? — спросил Децим, и Юлия поняла, что наговорила лишнего. Она и сама не могла толком объяснить родителям, почему Кай не любит иудеев.

— Несколько его друзей погибли при осаде Иерусалима, — придумала она на ходу.

— Тогда Хадассе лучше всего остаться здесь, — сказала Феба.

Юлия так и вспыхнула от возмущения.

— Как ты можешь так говорить? Она моя. Ты сама мне ее отдала.

— Но ведь ты же ее вернула матери, — парировал Децим.

Юлия встала со своего места.

— Я не возвращала! Я только отдала ее на время. Я никогда тебе не говорила, что ты можешь взять ее насовсем, мама.

— Последние шесть месяцев она служила так хорошо, — тихо сказала Феба. — По–моему, просто непорядочно по отношению к ней передавать ее туда–сюда.

Юлия уставилась на мать, не веря услышанному.

— Непорядочно? Что значит непорядочно?! Она всего лишь рабыня! А как же я? Ты совсем не думаешь обо мне!

В этот момент в комнату вошел Марк, который тут же радостно улыбнулся сестре.

— То–то я гляжу, что разговор такой бурный, как в старые времена. Добро пожаловать домой, Юлия, — он подошел к ней и нежно ее поцеловал. — О чем здесь такой жаркий спор, сестрица?

— Они не отпускают Хадассу, — ответила Юлия, взглянув на отца. — Она принадлежит мне, и мама еще говорит о порядочности! Какая–то рабыня им дороже собственной дочери.

— Юлия! — возмущенно сказала Феба.

— Да, это так! — настаивала на своем Юлия, и ее глаза заблестели от слез. Она нуждалась в Хадассе, эта рабыня была ей нужна во что бы то ни стало. — Отец хоть раз спросил меня, все ли у меня в порядке? Он вообще знает о том, что мне приходится терпеть?

Децим нахмурился, с интересом наблюдая за таким всплеском эмоций.

— И что же тебе приходится терпеть? — спросил он ее сардоническим тоном, и Феба, дотронувшись до его руки, умоляющим взглядом попросила его помолчать.

Марк всмотрелся в лицо Юлии.

— Что с тобой случилось?

— Ничего, — ответила она, вся дрожа. — Ничего! — Потом она повернулась к матери. — Ты отдала ее мне.

— Да, это так, — сказала Феба, вставая и подходя к дочери. — Конечно, ты можешь забрать ее. — Она обняла дочь за талию и почувствовала существенную перемену в ее настроении. Фебе тут же показалось, что она знает истинную причину такого эмоционального состояния Юлии. — О, моя дорогая, мы даже не представляли, почему ты так в ней нуждаешься. Можешь взять ее с собой. — Она почувствовала, как Юлия тут же подобрела. — Хадасса очень хорошо служила нам, но у нас есть другие. — Она поцеловала Юлию в лоб. — Пойду, поговорю с Хадассой.

— Нет, — Юлия схватила ее за руку. Ей очень не хотелось оставаться наедине с отцом, к тому же она уже заметила, как смотрит на нее Марк своим острым, недоумевающим и в то же время подозрительным взглядом. — Пошли к ней Марка. Пусть он прикажет ей собраться. Через несколько минут мне уже надо возвращаться домой, и эти минуты я хочу провести с тобой… и с отцом.

Марк увидел Хадассу сидящей в перистиле. Когда он подходил к ней, его пульс забился чаще. Она встала, и все ее поведение говорило о послушании. Марк вдруг подумал о том, как много раз хотел поговорить с ней. Иногда он просыпался рано утром только для того, чтобы посмотреть, как она молится на восходе солнца своему Богу. В такие минуты искушение подойти к ней становилось почти невыносимым. Но он знал, что отец прав. Она была совершенно не похожа на всех остальных. И если он будет относиться к ней так, как относился ко всем остальным служанкам, это погубит ее. Он сам не мог понять, что с ним происходит, но факт остается фактом — он дал слово оставить ее в покое.

— Мать сказала, чтобы ты собрала свои вещи. Ты идешь с Юлией.

— Да, мой господин, — сказала Хадасса и уже хотела идти собираться.

— Постой, — взволнованным голосом произнес Марк. — Хадасса, посмотри на меня. — Когда она подняла голову и взглянула ему в глаза, он увидел ее печаль, и ему захотелось прикоснуться к этой девушке. Но вместо этого он сказал резким тоном: — Ты ведь не хочешь уходить отсюда, разве не так? — это прозвучало как обвинение, и взгляд Хадассы стал испуганным. Марк уже давно не видел у нее такого взгляда, и, испытывая угрызения совести, он импульсивно обхватил ладонями ее лицо. — Я ни в чем не виню тебя. Ты хорошо служила нам. Не бойся, можешь сказать мне правду. — Ее кожа была такой мягкой, ему так захотелось погладить Хадассу по щекам, по волосам. Его руки стали вдруг жесткими. Когда он теперь сможет ее увидеть? Он не хотел ее отпускать.