Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве

Смерть капитана Кидда спровоцировала очередную смену капитанов. Балкли сказали, что недавно назначенный командиром «Вейджера» Мюррей вновь идет на повышение – на сей раз на должность капитана более крупного «Перла». Что до «Вейджера», у него будет еще один новый начальник, человек, никогда не командовавший военным кораблем, – Дэвид Чип. Люди задавались вопросом, а ведомо ли Чипу, как капитану Кидду и коммодору Ансону, что секрет командования заключается не в том, чтобы тиранить людей, а в том, чтобы убеждать, воодушевлять их и им сочувствовать, или же он будет одним из тех деспотов[209], что правят плетью.

Балкли редко давал волю эмоциям и на страницах своего журнала хладнокровно отметил такой поворот событий, словно очередное испытание в этой вечной «войне в земной юдоли». (Как сказано в его книге о христианстве, «как вознаградится терпение твое, если с тобой не случится беда?»[210].) И все же в его записях упомянута одна тревожная подробность: на смертном одре капитан Кидд пророчествовал об экспедиции: «Она закончится нищетой, паразитами, голодом, смертью и разрушениями»[211].

Часть вторая Навстречу шторму

Глава четвертая Счисление пути

Когда Дэвид Чип ступил на борт «Вейджера», офицеры и команда корабля собрались на палубе, отдавая все положенные капитану военного корабля почести. И все-таки неизбежно закрадывалось беспокойство. Пока Чип внимательно разглядывал свою новую команду, в том числе энергичного комендора Балкли и исполненного рвения гардемарина Байрона, матросы присматривались к нему. Он уже не один из них, он за них отвечал, отвечал за каждого человека на борту. Положение требовало от него, как писал другой офицер, «самообладания, целеустремленности, живости ума и самопожертвования… От него – и только от него – толпа несогласных и непокорных ждала и требовала сплочения и приведения в состояние совершенной дисциплины и послушания, дабы… можно было рассчитывать на безопасность корабля»[212]. Давно мечтавший об этом часе Чип мог чувствовать себя спокойно, зная, что многое в деревянном мире неизменно: парус есть парус, руль есть руль. Однако подстерегали в этом мире и неожиданности. Справится ли новоявленный капитан? Приходил ли Чипу, как новоназначенному капитану из рассказа Джозефа Конрада «Теневая черта», в голову вопрос: сможет ли он «соответствовать тому идеальному представлению о себе, которое каждый из нас втайне рисует в своем воображении»[213]?

Впрочем, пока было не до философствования – надо управлять кораблем. С помощью преданного стюарда Питера Пластоу Чип быстро устроился в своей большой просторной каюте, свидетельстве его новообретенного статуса. Спрятал рундук, хранивший ценное письмо Ансона, в котором коммодор назначал его капитаном «Вейджера». Потом собрал команду и встал перед ней на квартердеке. В его обязанности входило зачитать «военный кодекс»[214] – тридцать шесть статей, регулирующих поведение членов экипажа на борту. Он пустился в обычное монотонное перечисление – никаких ругательств, никакого пьянства, никакого богохульства, – пока не дошел до статьи девятнадцать. Ее слова обрели для него новый смысл, когда он произнес их со всей решительностью: «Ни одному состоящему на службе в военно-морском флоте или принадлежащему к военно-морскому флоту лицу не дозволяется произносить какие-либо слова подстрекательства или мятежа… под страхом смерти».

Чип начал готовить «Вейджер» к переходу вокруг мыса Горн[215], бесплодного скалистого острова, отмечающего самую южную оконечность Америки. Поскольку дальние южные моря – единственные непрерывно текущие вокруг земного шара воды, они аккумулируют огромную мощь, их волны, перемещаясь из океана в океан, проходят более двадцати тысяч километров. Достигая наконец мыса Горн, они оказываются сдавленными в сужающемся коридоре между самыми южными американскими мысами и самой северной частью Антарктического полуострова. Эта воронка, известная как пролив Дрейка, делает поток еще напористее. Эти течения не только самые протяженные на Земле, но и самые сильные – они переносят свыше одиннадцати миллионов кубических метров воды в секунду, что более чем в шестьсот раз превосходит сток реки Амазонки. А еще ветры. Постоянно хлещущие в восточном направлении от Тихого океана, где им не мешает суша, они разгоняются до ураганной силы и могут развивать скорость до 320 километров в час. Широты, в которых они дуют, моряки называют именами, отражающими возрастающую силу ветра: ревущие сороковые, неистовые пятидесятые и пронзительные шестидесятые.

Внезапное обмеление морского дна в этом районе – его глубина поднимается от четырехсот до едва ли девяноста метров – порождает волны пугающей высоты. Эти «валы мыса Горн» могут превосходить двадцатисемиметровую мачту. Бывает, волны приносят отколовшиеся от пакового льда смертоносные айсберги. А столкновение холодных фронтов с Антарктики и теплых с экватора порождает замкнутый круг ливня и тумана, снега с дождем и гроз.