Вейн

Равнина – от края до края. Серо-зеленая, в темных пятнах подорожника, с фиолетовыми крапинками клевера и желтыми – львиного зева. Небо над ней высокое, бесконечное. Гуляй, ветер! Эх, броситься бы за ним, как щенку, одуревшему от сидения на цепи, чтобы лапы заплетались от восторга и визг рвался из глотки. Но Дан лишь выдохнул, очищая легкие от безжизненного воздуха Цитадели, и с шумом втянул степной запах.

– Нравится? – спросил с такой гордостью, точно все это создал сам.

Хельга мотнула головой – то ли «да», то ли «нет», не разберешь.

Устала девочка. Мало радости идти через мертвую крепость и настороженно следить: пора лупить вейна по морде или он еще соображает.

Дан снял с плеча арбалет и сбросил куртку.

– Привал.

Ничего, скоро догонят паршивца. А пока можно лежать на теплой траве, щурясь на солнце. Слушать хоровой стрекот кузнечиков и сольную партию басовитого жука. Смотреть, как плывет по небу полупрозрачное облако. Неторопливо, вольно – знает, что не попадет в клещи горных пиков. Дан улыбнулся, повернувшись к спутнице, и его хорошее настроение испарилось. Хельга сидела, обхватив колени. Спина сгорблена, косы растрепались. Притаилась в уголке губ морщинка.

– Думаешь, раз вейна, то все легко? – спросил Дан, не пытаясь скрыть раздражение. – Из узла в узел, свободная, как птичка?

Молчит. Хоть бы огрызнулась, и то дело!

– Испугалась, так возвращайся к отцу Михаилу!

Даже на это не ответила.

– Ну, что случилось?

Дан подсел ближе и тронул костяшками Хельгину щеку. Кожа – теплая и гладкая, как весенний листик, прогретый солнцем. А пахнет от девчонки – аж голова кружится.

– Тук-тук. Есть кто дома?

Поморка ткнула локтем, освобождаясь, но Дан не пустил. По-хозяйски обхватил ладонью ее затылок, притянул Хельгу к себе и коснулся губами губ. Замер, оставляя ей право решить. Ох, какая сладостная мука! Распахнулись глазищи – все цвета моря, от серо-голубого у зрачка до темно-синего, с прозеленью, по краю.

Губы шевельнулись.

– Я потеряла след, – чуть слышно сказала Хельга.

– Что? – Дан отстранился.

– Он не сам ушел, его увели. И я потеряла!

Ресницы намокли, слиплись в темные стрелки. А на дне глаз, точно в омуте, морские ведьмы кружат – ой, не засматривайся, так приворожат, что век сохнуть будешь.

– Плевать! – выдохнул Дан и легким толчком опрокинул Хельгу в траву.

Губы у девчонки умелые, а руки суетливые, неловкие. Коса запуталась в вороте. Скользнула по ключицам лента-оберег с вышитыми рыбками. Грудь – маленькая, крепенькая, в ладонь умещается. Поясок – Шэт! – на хитрый узел затянут, еле нашел нужный кончик. Свой едва не разорвал.

И только когда Хельга закричала под ним, Дан понял, что натворил.

Отпрянул, упал на спину.

– Иша милосердная! – мог бы, дал себе в морду. – Отец Михаил меня проклянет!

Обожгло щеку, точно пресветлая откликнулась и исполнила его желание. Хлестнуло по другой, наотмашь, даже голова мотнулась. Дан перехватил девичьи запястья, но тут же отпустил. Пусть лупит. Имеет право.

– Ты! – голая Хельга шипела, наклонившись над ним.

Дану пришлось стиснуть зубы.

– Запомни! – палец ткнулся ему в грудь. – Я выбираю сама! И я тебя – выбрала!

Хельга стремительно нагнулась и укусила его за нижнюю губу. Пресветлая Иша, хоть ты отвернись! Вейн рыкнул и сжал руки на увертливой, горячей спине.

…Пот медленно высыхал под солнцем, выравнивалось дыхание. В ушах звенело, точно налетела туча комаров с серебряными крылышками. Дан скосил глаза: все их пожитки, в том числе фляга с водой, валялись далеко в стороне.

Хельга, лежащая у него поперек груди, подняла встрепанную голову. Тронула пальцем припухшую губу вейна.

– Ты знаешь, а я могу…

– Еще раз? – с энтузиазмом отозвался он и шевельнул бедрами, ощущая жар ее тела.

Хельга улыбнулась, она была похожа на сытую кошку, укравшую последний кусок мяса.

– Вообще-то я имела в виду не это.

– Да? – преувеличенно огорчился Дан.

– Тот человек, который увел Юрку. Он потом вернулся сюда и вышел в другой узел, совсем близко, на Середине.

Вейн присвистнул.

– У тебя опасный талант!

Хельга царапнула зубами мочку уха – у Дана высыпали мурашки, он едва сдержал стон.

– Вот и помни об этом, если вздумаешь удрать!

Егор выходил со двора, когда заметил патруль – двоих парней в штатском, но с винтовками. На рукавах у них белели повязки с молниями. Один рябой, из-под кепки торчат нестриженые вихры. У другого, высокого, к губе приклеилась цигарка. На пальцах наколка: «Гера». На первый взгляд люди как люди. А на самом деле – сволочи.

– Чего уставился? – буркнул тот, что с цигаркой, Гера. – Документы, может, у тебя проверить?

Рябой поморщился:

– Не вяжись к пацану.

– Ага, будет всякая сопля на меня зыркать! А ну, поди сюда.

Егор не двинулся с места.

– Чей такой? Чего тут околачиваешься?

Сказать бы: дрова собираю. Но язык не поворачивался, и Егор молчал, с ненавистью глядя на предателя.

– Тебя спрашиваю!

Рябой потянул:

– Пошли, ну его.

Открылась калитка напротив, и появился еще один с повязкой. Подтягивая на ходу штаны, он начальственно прикрикнул:

– Что за базар?

– Да вот, – выплюнул цигарку патрульный. – Фрукт нарисовался.