Солнце, припекавшее с утра, спряталось за сизыми облаками. Подул холодный ветер. Юрка толкался тут больше четырех часов, и все без толку. Говорили много – тихо, понижая голос, или громко, не стесняясь, – но никто не упоминал Егора Натадинеля. В голове гудело, мешались русские и пшелесские слова, Юрка уже не понимал, на каком языке он думает.
Боясь примелькаться, выбрался из толпы и обогнул рынок по ближайшей улочке. Здесь теснились двухэтажные дома, между которыми прятались дворики, заросшие акацией и тополями. В одном из дворов девушка снимала белье, поглядывая на хмурое небо. В другом пацан лет десяти колол дрова, по-мужицки хекая. В третьем Юрка заметил качели – шину, подвешенную на цепях к тополиной ветке.
Сел, легонько оттолкнулся носком. Шумели над головой листья. Один, пожелтевший с краю, медленно спланировал на колено. Юрка стряхнул его и вбил пяткой в землю.
Это нереально – найти Егора. Бессмысленно вот так мотаться по городу.
Закрыл глаза и прислонился виском к холодному железу. Поскрипывал сук. Пахло стружкой и мокрым деревом. Воздух перед дождем загустел так, что стало трудно дышать.
– Мальчики не плачут, – услышал Юрка. Моргнул мокрыми ресницами.
В нескольких метрах от него сидел на корточках малыш в зеленом комбинезоне.
– Я не плачу, – откашлявшись, сказал Юрка.
– Тогда поиграй со мной.
– Не сейчас. Мне нужно идти.
Вот только – куда?!
Неохотно, помаленьку начинался дождь, то рассыпаясь пригоршнями, то затихая. Половина прилавков уже опустела. В поредевшей толпе на Юрку поглядывали с подозрением и придерживали карманы. Он дошел до телеги, на которой перебирали капусту две женщины. Чистенькие кочаны укладывались в корзины; грязные, поломанные листья падали в мешок.
– Помочь?
Тут было бойкое место, на выходе.
– А и помоги, – откликнулась хозяйка. – Только вилок не получишь, а этих, – она показала на листья, – этих дам.
Юрка встал с левой стороны, так, чтобы люди проходили за спиной. Придвинул к себе пустую корзину. Мокрые кочаны скользили в ладонях.
Женщины, сначала понизившие голоса, теперь говорили громче:
– Золовка к тетке Даре шла, жакет перешить, и как раз на площади оказалась. Клянется, был у подполковника мальчишка, жена после привезла. А он или нет…
Юрка настороженно прислушался.
– Станут разбираться, им бы только вздернуть!
– Не скажи. Зачем тогда десять дней ждут? – Женщина обтерла о фартук грязные руки и прикрикнула: – Эй, парень, ты хорошие-то листья не дери! Я еще погляжу, как за работу платить!
Юрка вздрогнул, чуть не выронив кочан.
– Извините.
– Ве-е-ежливый, – с насмешкой протянула хозяйка и снова повернулась к подруге: – Я чего боюсь, мой бы завтра на площадь не утек. Зацапают дурака. Давеча сунулась за штанами, в стирку, а в кармане патроны. В лесу, говорит, нашел! Велела дома сидеть, да разве послушает. Что мне его, полторы недели под замком держать? Придумали тоже: мальчишку на погляд таскать, лишние муки. Скорее бы… Ох, что я говорю, прости, Господи! Повесят же парнишку. Хотя столько дней смерти дожидаться…
Юрка швырнул кочан в телегу и бросился к выходу. Закричала за спиной женщина.
Малыш в зеленом комбинезоне не ушел. Он занял место на качелях и, изогнувшись, точно червяк, пытался дотянуться до земли. Увидев Юрку, обрадовался:
– Теперь ты со мной поиграешь?
– Не могу! Слушай, где у вас площадь?
– Какая? Возле парка?
– Наверное, не знаю. А парк далеко?
– Не-а. Вон туда, где дом с перилами. И бочка с квасом. А на площади воздушные шарики. Не каждый день. А в парке сахарная вата и карусель. Мама говорит: потом пойдем. И все потом и потом.
– Спасибо!
«Домом с перилами» оказался двухэтажный магазин с широким крыльцом, огороженным кованой решеткой. Пробежав мимо, Юрка углядел в переулке желтую бочку, вместо одного колеса у нее были подложены кирпичи. Свернул и через арку попал на проспект. Дома по обе стороны стояли высокие, с лепниной на фасадах. Слышалась бравурная музыка. Юрка пошел на звук и вскоре очутился на площади. Марш бил из громкоговорителя, подвешенного на столбе. Слева высилось серое здание, расцвеченное зейденскими флагами. Перед крыльцом стояла черная машина.
Площадь упиралась в парковую решетку, и деревянный помост приладили прямо к ограде. С поперечной балки свисала петля.
От музыки заложило уши. Беззвучно отлепилась от крыльца машина, пересекла площадь и выкатила на проспект. Мелькнул профиль, увенчанный фуражкой с высокой тульей. Неслышно давя каблуками брусчатку, прошагал патруль. У овчарки свешивался язык. Она настороженно шевельнула ушами, глядя на мальчишку. Солдаты не обратили на него внимания. Юрка тряхнул головой, и звуки вернулись: застучали сапоги, послышалась гортанная речь. Громко протарахтел мотоцикл.
Юрка снова посмотрел на виселицу и повернулся к ней спиной. Он придет сюда завтра.
Город долго не выпускал, путая в лабиринте улиц и переулков. Шли мимо люди, лица почти у всех были тусклыми. Несколько раз встречались патрули. Юрка стискивал кулаки до боли в костяшках, провожая их взглядами.
Если правда все, что пишут в книгах про войну… Если Егора арестовали и допрашивают…