Вейская империя (Том 1-5)

Что он хотел сказать Чаренике, так и осталось неизвестным, потому что Чареника его не принял.

В городе во всех подробностях обсуждали, в каком виде были найдены трупы. Государь был в ужасе. Он знал, что Киссур жесток, но... И к тому же - Сушеный Финик! Его любимый певец!

А Киссур в первый день напился выше глаз, а во второй явился к государю и потребовал казни Чареники. Тут государь, любивший и уважавший Чаренику всем сердцем, не выдержал и выпалил ему в лицо:

- Нельзя казнить отца за то, что ты убил его дочь!

А еще на следующий день послы Ханалая прервали переговоры с Арфаррой и внезапно уехали. Арфарре так никогда и не удалось доказать, что перед отъездом у них состоялось тайное свидание с Чареникой.

17

Весной, когда птицы начали вить гнезда и откладывать яйца, белые и в крапинках, когда гиацинты в императорском саду затрепетали тоненькими белыми пальчиками, и антурии высунули из чашечек цветков красные, розовые, синие блестящие язычки, когда знамена со знаками счастья склонились до земли перед рисовой рассадой, а поля покрылись нежной зеленой травой, позволяющей держать конницу на подножном корму, - Киссур отправился в Харайн.

Жена его, Идари, была с ним. Она ожидала ребенка.

Киссур знал о союзе между Ханалаем и "бронзовыми людьми" и не собирался идти в Харайн там, где его ждали. Он перешел западные горы, чтобы сначала побеседовать с варварами, а оттуда выйти Ханалаю в тыл.

"Бронзовые люди", союзники Ханалая, весьма поразили его во время битвы. Передние ряды их сбросили с себя перед боем всякую одежду, если не считать золотых и серебряных украшений, вертели топорами и дико завывали. Но бронзовые их топоры не годились против ламасской стали, а слушаться начальников они не умели совершенно. Киссур убил в поединке князька "бронзовых людей" и взял себе его серебряную кольчугу. Войско Киссура радостно закричало, а варвары, по невежеству, завопили что-то непонятное.

Арфарра в это время, имея восемьдесят тысяч войска, подходил к границам Харайна с другой стороны: две армии империи готовились взять мятежную провинцию в клещи. Дела у Арфарры шли лучше, чем у Ханалая, потому что он распродал государственные земли и совершенно оправдал себя в глазах уважаемых людей. Военные займы ему давали охотней, чем Ханалаю, потому что Арфарра увещевал так: "Если вы даете заем законному правительству, его можно предъявить к оплате даже в случае победы бунтовщиков, а если вы даете заем бунтовщикам, он никогда не будет оплачен в случае победы правительства". И этот аргумент действовал очень сильно.

Киссур воевал недолго, но удачно, и вскоре осадил столицу "бронзовых людей" и разбил под нею лагерь, красотою своей подобный городу, с валами, палатками, кумирнями и рынком позади лагеря, на котором слетевшиеся торговцы скупали задешево богатую добычу. Ханалай обрадовался, думая, что Киссур надолго застрянет перед неприступной цитаделью, но Киссур привез с собой пушечки, сделанные Арфаррой. При переходе через горы люди его было побросали пушечки, но Киссур повесил тех, кто это сделал, и больше пушечек не бросали. Как только пушечки направили на стены, стало ясно, что город не удержать. Городские торговцы хотели сдаться сразу, но воины в цитадели, которых эти торговцы пригласили защищать свой город, сказали, что смерть лучше бесчестья, а недовольных повесили.

Киссур осадил город, питаясь с окрестной земли и разоряя ее. Солдаты боготворили Киссура и смазывали его следы маслом, и не меньше почитали жену его, Идари.

Киссур занимался войной, а женщина - хозяйством. Она шифровала Киссуру письма и считала мешки с кормом для людей и пушечек. В палатке у нее лежали списки всех воинов, с указанием примет и привычек, и все, что ни награбили в окрестностях, привозили ей для учета и хранения. Всех людей она знала по имени, чинила им рубашки и раны, и было замечено, что колдовские зелья, составленные ее рукой, исцеляют быстрее, а нитки, которыми сшит разорванный кафтан, несомненно, заговорены. На военном совете она всегда сидела за занавеской, а иногда и без занавески. Это она пригласила инженеров и построила дорогу для пушечек.

В самом начале осады Идари родила ребеночка. По лагерю прошел слух, что она разродилась двойней, и вторым ребеночком был черный рысенок, который тут же убежал в горы, и теперь возвращается по ночам к Идари, донося обо всем, что делается на небе и на земле. Многие видели этого рысенка собственными глазами, а солдаты не имеют привычки видеть то, чего нет. Завелось обыкновение оставлять рысенку у палатки чашку с молоком. Часто рысенок выпивал ночью молоко, и тогда хозяин палатки танцевал весь день вокруг копья и кудахтал, как курица, снесшая яичко.