Стены кабинета первого министра были покрыты розовым деревом с затейливыми медальонами. Каждый медальон изображал какое-нибудь животное ойкумены. Чареника-сын поставил фонарь на стол и пошел вдоль стен, одним пальцем считая фигурки, а другой засунув в рот от страха. Золоченые ехидны и выдры злобно таращились на него из медальонов. Чареника дошел до медальона с птицей-ряпушкой и выдавил ряпушке левый глаз. Кусок стены пропал. Чареника-сын запустил руку внутрь и выгреб какие-то погребальные веточки, усмехнувшись про себя суеверию первого министра. Выгреб нож со вделанным в рукоять талисманом «рогатый дракон», и обтянутый шелком сундучок. Это был тот самый сундучок, в котором поистине было заключено все зло, творившееся в государстве: а проще говоря, убийственные бумаги про высших чиновников. Чареника-сын раскрыл припасенный заранее мешок, поставил сундучок на стол и дрожащими пальцами стал набирать код.
— Что вы делаете ночью в моем кабинете?
Чареника-сын поднял голову и обомлел: перед ним стоял настоящий покойный министр Руш, белый, как шматок свиного сала, и с фонарем в форме стеклянного гуся. Что-то село Чаренике на плечи. Тот завопил и взмахнул руками. Фонарь в форме гуся ожил, забил крыльями, взлетел, и, грохнув о пол, разбился. Чареника завизжал, покатился по полу с липким и холодным привидением в обнимку, вздохнул и — помер.
Через мгновение он открыл глаза и обнаружил, что тот свет выглядит в точности как кабинет первого министра. Кто-то потянул его за шиворот. Чареника-сын оглянулся и увидел, что это не привидение, а стражник в зеленом кафтане. Тут варвар отодвинулся в сторону, и Чареника-сын сообразил, что то, что он принял за привидение, было его собственным отражением в зеркале: и фонарь он разбил сам! Чареника перевел взгляд вправо и увидел, что в кресле на возвышении, которое только что было пусто, сидит Арфарра с иголкой в руке и на коленях у него, — ферязь первого министра.
— Вот, — сказал Арфарра молодому чиновнику, — этот пострел, Киссур, и часа не проносил, всю изорвал. А мне теперь — сиди, зашивай…
Чареника-сын вдруг сообразил, что все, что он видит, — это сон накануне Государева Дня, а утром он проснется и пойдет в залу Ста Полей слушать доклад Нана.
— Хорошенький кабинет, — сказал бывший каторжник с клеймом на лбу, оглядывая золотую резьбу и розовые медальоны. — Поистине, все птицы и звери ойкумены собрались в кабинете первого министра. Было б жаль ломать такую красоту в поисках тайника. Мне признаться, не хотелось всю ночь сидеть в моем кабинете. Но как только мне доложили, что ваш отец навещал в тюрьме господина Нана и между ними был разговор о тайнике, я сразу понял, что в этом не будет надобности.
Арфарра подчеркнул слова «мой кабинет», но молодой чиновник и без того сообразил, что сундучок принадлежал первому министру, — должности, а не человеку, стало быть — Нану, — вчера, и Арфарре, судя по всему, сегодня.
— Шифр, — сказал Арфарра.
Чареника-сын назвал цифры.
Арфарра набрал комбинацию, раскрыл крышку и бережно развернул одну из верхних бумаг, с мелькнувшей синей печатью, потертую на сгибах.
— Я вам очень благодарен, — сказал Арфарра, захлопывая крышку. Можете идти.
Чареника-сын, глядя на ферязь и иголку в руках Арфарры, бессмысленно сказал:
— Но зачем же вы сами шьете? Есть привычные люди, в неделю сделают новую…
Арфарра засмеялся и протянул ему иголку с ниткой.
— Хотите помочь?
Чареника-сын сел у ног Арфарры, потому что стоять не мог, и увидел, что старый отшельник так ловко управился с иголкой, что, действительно, снаружи не было видно ни малейшего шва. Чареника-сын ткнул иголкой и попал себе в палец. Арфарра мягко забрал у него ферязь и сказал:
— Ладно, юноша, идите спать, и расскажите о моей беде своему отцу: я его прошу помочь мне зашить прореху.
Двое в зеленых кафтанах свели Чаренику-сына по дворцовым улицам к его покоям.
Арфарра, в кабинете, вновь открыл сундучок и стал грустно смотреть внутрь. Сейф был пуст, как каморка нищенки, если не считать бумаги с синей печатью. Бумагу эту Арфарра держал в рукаве, полагая, что с таким человеком, каков бывший министр, надо держать ухо востро, и вытащил перед ошалевшим от страха чиновником.
Это было, конечно, очень важно, что к утру весь дворец заговорит, что бумаги Нана — в руках Арфарры, но… Арфарра вздохнул и еще раз стал осматривать полки. Через два часа он положил голову на руки, и, не моргая, стал смотреть в разоренный сейф. Папки, индексы, номера — все было безнадежно перепутано и расположено лишь по одному, известному Нану, порядку. Важнейшие бумаги отсутствовали — вероятно, они хранились в сейфе. Донесения лежали нерасшифрованными — вероятно, ключи к шифровкам лежали там же. Что там компрометирующие бумаги! Без знаменитого сейфа нельзя было попросту понять, что происходит в стране; Арфарра мог обмануть перепуганного чиновника, но завтра любой секретарь Нана обнаружит его неведение.