Пророк мятежников долго глядел на государя.
— Если бы вы были свободны, а Нан был жив, — кого бы вы назначили первым министром, — Киссура или Нана?
Варназд слабо улыбнулся.
— Я бы назначил вас.
Яшмовый араван побледнел. Он был не настолько лишен честолюбия, чтобы голова у него не закружилась при одной мысли об этом.
— Спокойной ночи, государь.
Яшмовый араван поцеловал Варназда в лоб и вышел. За порогом комнаты он порвал и бросил в камин какое-то новое прошение о дровах, которое вручил ему Варназд. «Черт побери, — подумал Бьернссон, — не то плохо, что Ханалай унижает государя, — а то, что государю это нравится».
Шаваш очнулся очень нескоро. Очнувшись, он увидел, что лежит не в тюрьме, а в комнате шириной в пять-шесть циновок. Над ним был беленый потолок, разрисованный круглыми цветами. Одеяло было из шелковых багряных квадратов. Кровать была отгорожена ширмами, и возле кровати стоял низенький столик с яшмовыми вставками, а на столике — курильница и серебряный кувшин. К ширме был прикреплен шелковый веер. С циновки под веером щурился стражник.
Прошло некоторое время, и в комнату вошел высокий старик в шерстяном платье без знаков различия.
— Как вы себя чувствуете, — спросил он.
— Ммм, — ответил Шаваш и закрыл глаза, не соблюдая правил вежливости.
Старик покачал головой и ушел, а Шаваш опять заснул.
В следующий раз Шаваш проснулся поздно ночью. Стражник лениво встал и сказал что-то человеку за ширмой. Вскоре высокий старик появился опять.
— Как вы себя чувствуете?
— Мне снилось, — сказал Шаваш, — что я на рынке, и какой-то фокусник решил меня омолодить. Он вскипятил котел со львиным молоком, разрубил меня на части и стал варить косточки в котле. Час варил, два варил… Тут я проснулся и обнаружил, что он все еще варит, и обратно не собирает. Может быть, вы соберете, господин Арфарра?
— Ах, так вы меня узнали? — спросил старик.
— Я надеюсь, господин Арфарра, — продолжал Шаваш, с трудом щурясь, что вы не очень поссорились из-за меня с Киссуром.
— Нисколько, — возразил Арфарра. Я сказал ему, что вы можете оказать мне небольшую услугу, и что если вы не окажетесь в состоянии оказать мне этой услуги, я отдам вас ему, или повешу сам, как ему будет удобнее.
— Гм, — сказал Шаваш, — я был бы счастлив, господин министр, оказать вам услугу.
Арфарра сел в кресло и, не мигая, стал смотреть на Шаваша.
— Ответьте-как сначала на три вопроса. Первый вопрос: по чьему именно приказу вас арестовали в Харайне.
Шаваша слегка мутило, и в голове его кто-то словно водворил маслобойку, и старая лошадь ходила копытами по внутренней стороне черепа и грубо ворочала ворот. Шаваш мог бы начать врать, но, несмотря на маслобойку, понял, что проклятый старик все знает, и если Шаваш начнет врать, то ему очень быстро придется пожалеть об этом.
— У меня, — сказал Шаваш, — был договор с одним чиновником по имени Дин. Если я пришлю этому Дину условленный знак, он надевает парчовую куртку и является меня арестовывать, будто он из столицы.
Арфарра усмехнулся и сказал:
— А вы понимали, что этот ваш арест послужит основанием для мятежа Ханалая: ибо если новые временщики арестовали одного любимца Нана, то арестуют и другого любимца?
Шаваш осклабился и ответил:
— Говорило сито иголке, — у тебя на спине дырка.
Арфарра задал второй вопрос:
— Два года назад меня арестовали по вашему приказанию. За что?
— Это была ошибка, — сказал Шаваш, и не моя вина. С вами сводили счеты, а я пытался арестовать совсем другого человека, этого самозванца, яшмового аравана: и, как видите, был прав.
— Да, — сказал Арфарра, — арестовали-то меня по ошибке. А почему вы, узнав об этом аресте, приказали не выпустить меня, а убить?
— А что бы вы сделали на моем месте? — спросил Шаваш.
Арфарра улыбнулся и ответил:
— На вашем месте я бы сделал то же самое. Но я был на своем месте и был этим очень недоволен.
Арфарра помолчал и продолжил:
— И, наконец, третье, — зачем вы явились в столицу?
— Я был одним из тех, кто решает судьбы ойкумены, а стал хуже муравья на дороге. Я перестал ценить такую жизнь. Я пришел посмотреть на Идари.
— Вы удивительно верный возлюбленный, господин Шаваш!
— Мне двадцать восемь лет, господин Арфарра.
Арфарра помолчал.
«Вот сейчас, — подумал Шаваш, — он спросит, откуда я взял ту штуку, из которой стрелял в этого мерзавца Киссура».
— Да, — проговорил Арфарра, — а я слыхал, что у Чахарского князя целый обоз женок.
Шаваш похолодел. Арфарра встал с кресла и наклонился над Шавашем. У обоих были одинаковые золотистые глаза, и один и тот же тип лица коренного вейца, — светлая, словно выцветшая кожа и вздернутые кверху уголки бровей.
— У вас очень хорошее имя, господин Шаваш. Трое самозванцев гуляют по ойкумене под вашим именем. Почему вы скрывали его? Что вам нужно было во дворце первого министра? Куда вы делись после своего мнимого ареста?