Век амбиций

Ци рассказал, что участвовал в поэтических конкурсах: “Я получил титул “суперкороля китайских куплетов’”. В свободное время он модерировал интернет-форум о современной китайской поэзии. Вечером я набрал в поисковике: Ци Сянфу, король китайских куплетов. На фотографии он был в красивом костюме и галстуке и выглядел молодым и уверенным. Мне было трудно понять китайские стихи, и многие из его текстов показались мне невообразимо странными. Впрочем, я смог оценить несколько изящных оборотов: “Земля знает легкость наших шагов”, “Мы встречаем друг друга там, / Между землей и небом”.

Я все больше узнавал о жизни, проживаемой наполовину в Сети. Ци Сянфу сочинил короткие мемуары от третьего лица, с торжественностью, присущей известным писателям. Он рассказал, например, что отец его умер молодым и Ци воспитал дядя. Или: “Когда Ци впервые прочитал стихотворение Мао ‘Долгий поход’, он понял, что Мао будет его учителем и укажет путь. Позднее он изучал стихи Ли Во, Ду Фу, Су Дунпо, Лу Ю и других поэтов и пообещал себе овладеть литературным мастерством”. Ци рассказал, как впервые читал стихи перед большой аудиторией (на стройке), и об автобусной поездке, в которой он встретил “понимающую девушку”. Они поженились, и “бродячая жизнь” Ци подошла к концу. В тексте были намеки на жизненные трудности – однажды он попросил помощи, написав: “Увы, товарищ Ци переживает трудные времена”. Чем-то его интернет-личность меня заворожила. Столько всего было невозможно представить еще несколько лет назад: переезд в город, сетевая личность, внутренняя жизнь, очень отличающаяся от образа, предъявляемого миру. Любой, кто заглянул бы под поверхность китайской жизни, обнаружил бы представления о счастье куда более сложные, нежели только погоня за машинами и квартирами.

Я стал часто встречать дворника-поэта. Мы обменялись номерами, и он периодически посылал мне эсэмэски со стихотворениями. Ци набирал текст, глядя в увеличительное стекло. Одни его стихи были глубоко коммунистическими, другие визионерскими и странными. Я симпатизировал всем, кто пытался осознать свое место, и уважал его настойчивость. “Я испытал людскую холодность и безразличие, – однажды сказал Ци, – но также нашел знание. Я достиг университетского уровня, но диплома у меня нет, и люди смотрят на меня свысока”.

За две недели до отъезда я снова наткнулся на Ци. На нем были накрахмаленная рубашка и пиджак – он шел навестить дочь, работавшую в ресторане неподалеку. Под мышкой у него была книга: “Десять современных прозаиков”. Впервые я разом увидел две его личности, сетевую и настоящую. “Что вас вдохновляет?” – однажды спросил я его. “Когда я пишу, – ответил Ци, – все становится настоящим. Я должен быть практичным, но когда я пишу, я могу сам принимать решения”.

Благодарности

Мои бабушки и дедушки не дожили до выхода этой книги, однако благодаря им я начал ее писать. Йозеф и Марта Ознос, родители моего отца, бежали из Варшавы в 1939 году, после немецкого вторжения. Через Румынию, Турцию, Ирак и Индию они добрались до Нью-Йорка – и начали здесь новую жизнь. (Мой отец, Питер, родился в Бомбее.) Йозеф Ознос взялся торговать кондиционерами. Марта была биохимиком. Мое второе имя, Ричард, я получил в честь кузена, которого никогда не знал – Яна Рышарда. Он воевал в английских ВВС (был штурманом польского экипажа) и погиб. Мой дед со стороны матери, Альберт Шерер, был американским дипломатом. Его вместе с женой Кэрол направили в Восточный блок. В 1951 году в Будапеште просоветское правительство обвинило Альберта в шпионаже и дало его семье сутки на то, чтобы покинуть страну. (“Чикаго дейли ньюс” рассказала об этом в статье “Красные вышвырнули янки”.) Весь этот опыт бережно сохранялся в семье, и это пробудило у меня интерес к людям в авторитарном обществе.

Из людей, с которыми я познакомился в Китае, я более всего признателен тем, чью жизнь описал на страницах этой книги. Рассказывать о себе так много – о своих слабостях, о страстях, о личном выборе – в Китае может быть небезопасно. Но эти мужчины и женщины продолжали общаться со мной, даже когда уже не могли себе представить, о чем еще я могу спросить.

Я благодарен за смелость и другим людям (кое-кому из правительства, кое-кому из далеких деревень), чьи имена я не должен здесь называть.