В марте, спустя почти полгода после ареста Чэня, его брат и односельчане потребовали от милиции объяснений. Чэня обвинили в “уничтожении собственности” и “организации помех движению транспорта с помощью толпы”, что поддерживающим его людям казалось маловероятным ввиду физического состояния обвиняемого. Накануне заседания его защитника задержали, и интересы Чэня в суде представляли назначенные государством адвокаты. Они не вызвали ни одного свидетеля. Чэня признали виновным и приговорили к четырем годам и трем месяцам тюрьмы.
Во времена императоров самым надежным способом привлечь внимание властей – оспорить решение суда, указать на злоупотребление властью – было ударить в барабан, установленный у ворот суда. Если это ни к чему не приводило, люди бросались на дорогу перед чиновничьими паланкинами. Те, кто преуспели в передаче челобитной, назывались
Компартия отчасти сохранила старую систему. Было учреждено Управление по работе с письмами и обращениями, чтобы направлять “людей с жалобами” в нужные инстанции. К XXI веку Управление превратилось в архаизм. Поток его посетителей ослабел, а деятельность стала загадкой. Исследование показало, что Управление находит решение примерно в о,2 % случаев. Претензии редко получали надлежащее рассмотрение в суде. Поэтому, когда “люди с жалобами” проигрывали дело или не получали ни слова об их движении, некоторые из них бросались на поиски справедливости, иногда очень долгие.
Сейчас “людей с жалобами” называют “заявителями”. Они неожиданно часто приходили ко мне, надеясь, что вмешательство иностранного журналиста может принудить правительство заняться их делом. Когда они представали передо мной, меньшее, что я мог сделать – выслушать их, но помочь обычно был не в состоянии. Бумажная одиссея заставляет тысячи людей заживо гнить в “деревнях заявителей” – трущобах на окраине Пекина – между горами документов. Иногда я не понимал, потерялись ли они в лабиринте своих проблем потому, что изначально не были здоровы, или же сошли с ума от хлопот.
Когда появился интернет, “люди с жалобами” одними из первых воспользовались им. В сентябре 2002 года массовое пищевое отравление в Нанкине привело к гибели более сорока человек. В официальных вечерних новостях о трагедии не прозвучало ни слова. Вместо этого показали репортажи о том, что рабочие “выражают глубокую благодарность за сочувствие” партийным лидерам, и об открытии местного фестиваля. Люди изливали свое недовольство в интернете. “Обычные китайцы уже не люди?” – негодовал один. Другой написал: “Заткнуть людям рот труднее, чем перекрыть русло реки”.
“Люди с жалобами” воспользовались новой технологией, чтобы находить друг друга. Когда двадцатипятилетнего Чжан Сяньчжу уволили со службы из-за заболевания гепатитом, он нашел в Сети других людей с той же проблемой, и вместе они заставили государство прекратить дискриминацию. Вскоре начались кампании за расширение прав геев и лесбиянок, религиозных меньшинств и диабетиков. Стремление к организации становилось все сильнее.
В 2007 году в городе Сямынь, где планировалась постройка химического завода, распространилась эсэмэс-ка: “Производство ядовитых химикатов будет напоминать сброшенную на город атомную бомбу… Ради наших внуков, действуйте! Присоединяйтесь к маршу десяти тысяч в 8 утра 1 июня. Разошлите это сообщение друзьям в Сямыне”. Вместо беспорядочной манифестации организаторы призывали к шествию, которое не спровоцирует милицию. Тысячи мужчин и женщин – горожане из “новой среднезажиточной страты”, некоторые с детьми – спокойно прошли по городу в знак протеста. Местное правительство было захвачено врасплох: была ли это попытка сохранить общественный порядок или нарушить его? Это определенно не было беспорядками, но и законным это тоже не было. Спустя несколько дней местное правительство согласилось отложить план строительства фабрики – до ‘‘переоценки ситуации”.
Протесты нового типа, организованные и умеренные, поставили власти в тупик. Джером Коэн, специалист по Китаю с юридического факультета Нью-Йоркского университета, задался вопросом: “Желают ли они [власти] учреждения такой правовой системы, которая может справляться с проблемами, помогать снижать напряжение и удовлетворять запросы, или же это уловка, которая может вывести людей на улицы, подвигнуть их к протесту, привести к утрате стабильности и гармонии?” Коэн считал деятельность Чэнь Гуанчэна проверкой умения авторитарной системы приспособиться к растущим амбициям общества. Чэнь однажды спросил Коэна: “Чего они от меня хотят? Чтобы я протестовал на улице? Я-то хочу обратиться в суд”. В этом смысле, как сказал Коэн, Чэнь не был “диссидентом, хотя его могут сделать таковым”.