Век чудес

Мама Микаэлы была самой молодой родительницей в нашем классе. Остальным, даже самым эффектным мамашам уже перевалило за тридцать пять, моя вообще отметила сорокалетие, а микаэловской маме только-только исполнилось двадцать восемь. Сама Микаэла это отрицала, но мыто понимали, что это правда. Ухажеры так и вились вокруг нее. Гладкая кожа, упругое тело, высокий бюст и узкие бедра вызывали у нас смутное и безотчетное ощущение досады. Микаэла единственная из моих знакомых жила не в доме, а в частной квартире, да еще и без отца.

Юная микаэловская мамаша новости проспала.

Спустя несколько дней я спросила Микаэлу:

– Ты что, ничего не видела по телевизору?

– У нас нет кабельного, забыла? Да и вообще, я телик редко включаю.

– А радио в машине?

– Не работает.

Микаэла и в обычное время обожала прогулки и поездки. В первый день замедления, пока все смотрели новости по домам, она торчала на футбольном поле и возилась с древним, неисправным и забытым даже своим создателем телефонным автоматом до тех пор, пока не приехал тренер с официальным объявлением об отмене матча. Он-то и подбросил Микаэлу до дома. В нашем классе она единственная до сих пор обходилась без мобильника.

К полудню информационные каналы иссякли. Они обсасывали каждый свежий факт, вновь и вновь пережевывали самые мелкие новостные крошки. Но для нас это не имело значения: мы слушали как завороженные.

Я весь день просидела на ковре перед телевизором в компании родителей. До сих пор помню, каково нам было в те часы. Потребность в новой информации ощущалась просто физически.

Мама то и дело проверяла цвет и чистоту воды в кранах по всему дому.

– Милая, с водой ничего не случится, – говорил папа. – Это же не землетрясение.

Он держал очки в руках и протирал стекла краем футболки, словно выход из затруднительной ситуации зависел от четкости его зрения. Мне всегда казалось, что без очков папины глаза становятся маленькими и начинают косить.

– Ты ведешь себя так, будто это ерунда какая-то, – сказала мама.

В то время разногласия между родителями были совсем незначительными.

Папа посмотрел сквозь стекла на свет и аккуратно водрузил очки на нос.

– Скажи, что я должен сделать, и я это сделаю.

Отец работал врачом. Он верил в возможность решения проблем, верил в диагнозы и успешное лечение. Тревога, по его мнению, являлась лишь ненужной тратой времени и сил.

– Народ в панике, – продолжала мама. – А что, если люди, отвечающие за водоснабжение, электроэнергию и поставку продовольствия, разбегутся?

– Нам останется только пережить это, – ответил папа.

– Отличный план, – парировала мама. – Просто шикарный!

Она быстро прошла на кухню, шлепая по кафелю босыми ногами. Я услышала, как щелкнула дверца барного шкафчика и зазвенел лед в стакане.

– Уверена, все будет хорошо, – сказала я, ощущая потребность произнести хоть что-нибудь жизнеутверждающее. Внезапно я так охрипла, что слова получились похожими на кашель. – Все как-нибудь наладится.

Сумасшедшие вперемешку с гениями заполонили все телепередачи. Они размахивали научными статьями, которые отказались публиковать серьезные издания. Эти одинокие волки утверждали, что предвидели катастрофу раньше всех.

Мама вернулась на диван со стаканом в руках.

В нижней части экрана пылали красные буквы: «Это конец?»

– Да перестань, – сказал отец. – Они просто раздувают сенсацию. Интересно, что говорят по государственным каналам?

Вопрос повис в воздухе. Никто не щелкнул пультом. Отец взглянул на меня и сказал маме:

– Думаю, ей не стоит это смотреть. Джулия, не хочешь попинать мяч?

– Нет, спасибо, – ответила я, боясь пропустить какую-нибудь новость.

Я натянула толстовку на колени. Тони, вытянув лапы и хрипло дыша, спал рядом на коврике. Он казался очень худым оттого, что позвонки бугорками выпирали у него на спине. Хлоя спряталась под диваном.

– Ну все, хватит, пойдем поиграем, – сказал папа, доставая из чулана мой мяч и пробуя его на упругость. – Кажется, немного сдулся…

Папа обращался с насосом так нежно, словно держал в руках один из своих медицинских инструментов. Он втыкал иголку в отверстие с точностью и аккуратностью хирурга, а затем начинал обстоятельно накачивать мяч, запуская в него воздух порциями, как это делает аппарат искусственного дыхания.

Я неохотно зашнуровала кроссовки, и мы пошли на улицу.

Мы перебрасывали друг другу мяч в полной тишине, по-прежнему отлично слыша болтовню телеведущих. Их голоса накладывались на глухие удары ног по мячу.

Соседские дворы вымерли. Качели застыли в неподвижности, будто внезапно сломались. Перестал поскрипывать батут близнецов. Мне хотелось вернуться в дом.

– Хороший удар, – сказал папа. – Точный.

Вообще-то, он мало понимал в футболе, даже бил не той стороной стопы. Следующий удар я не рассчитала, и мяч полетел в кусты жимолости в дальнем углу двора. Игра закончилась.

– Ты в порядке? – спросил папа.