Век Екатерины Великой

Конечно, ей пришлось выслушать выговор от императрицы, но та и вполовину не догадывается о степени ее проникновения в политическую жизнь государства. Что ж, на сей раз канцлер Бестужев смог упредить удар, выяснил каким-то образом, что она шпионит в пользу прусского двора. Герцогиня мечтательно подперла голову рукой, мысли полетели дальше: теперь – и Мардефельд, и Листок, и даже Брюммер шарахаются ее… Ну, ладно, ладно… Посмотрим, как они себя поведут, когда ее дочь станет Великой княгиней, а потом императрицей. Ах, как они будут перед ней на коленях стоять, руки целовать… Затуманенное лицо герцогини Иоганны-Елизаветы немного просветлело. Резко встав с места, она взволнованно прошлась по комнате, раскрывая и складывая веер из страусиных перьев, подарок старого ее поклонника Ивана Бецкого. Она с неудовольствием размышляла о событиях последних дней, связанных с крещением дочери. Новгородский митрополит вдруг выступил против брака, мотивируя близостью родства. Боже, какие страсти! Ее родная мать Альбертина-Фредерика и отец, Кристиан-Август, вовсе приходились друг другу двоюродными братом и сестрой – и ничего, все у них было в порядке, народили сыновей и дочерей. Петр же и София троюродные. Митрополит – странный человек, утверждает, что жениться можно, токмо ежели нет родства до седьмого колена. Все монархи Европы женаты на своих близких родственницах. Колико писем пришлось ей отправить мужу, дабы тот согласился на смену вероисповедания! Кого токмо она не подключала к уговорам строптивого супруга, генерал-фельдмаршала Христиана Ангальт-Цербстского! За приличную сумму один из отцов лютеранской церкви сумел-таки убедить его, что не стоит придавать слишком большое значение перемене веры: православные такие же христиане, что и лютеране. Иоганна вздохнула. Слава Богу, теперь все позади. Уже и обручение состоялось. Осталось токмо дождаться свадьбы, и тогда основная цель ее поездки будет достигнута. Императрица Елизавета, собственно, могла бы и ей преподнести какой-нибудь подарок, не обеднела бы… В благодарность за дочь. Да разве ж та способна к добросердечию! Недаром говорят, что сия государыня позволяет себе напиться, как мужик, да и еще собственноручно бьет слуг.

Вечером, перед сном, как положено, Великая княжна зашла к матери пожелать спокойной ночи.

– Я очень довольна тобой, Фике, – сказала Иоганна. – Ты была так добра, выделив из подаренных тебе денег часть на лечение своему брату. Думаю, он оценит твой поступок по достоинству. Ему нелегко там одному, без семьи, в Гамбурге. Я горжусь тобой.

София-Екатерина думала, что Mutter хотя бы слегка обнимет ее, но нет. Спасибо и за благосклонную улыбку.

Поклонившись и поцеловав матери руку, дочь ответила:

– Я рада ему помочь всем, чем могу.

– Смотри, не расходуй свои деньги на всякие пустяки.

– Хорошо, матушка.

– Кстати, знаешь, дочь, хочу я с тобой поговорить насчет легковерности. Вот взять императрицу. Она крайне недоверчива. Знаешь, как она печется о безопасности трона своего?

– Не знаю… Но, думаю, она относится к оному серьезно.

– Мне вот что сегодня рассказал наш друг, Иоганн Лесток. Оказывается, уже некоторое время ведутся розыски дипломата Ботты.

– Ботты? Нет, не знала и даже не слышала.

– Сей Ботта, будучи дипломатом при русском дворе, посланцем австрийской королевы Марии-Терезии, стал поддерживать разговоры, дескать, Россией правит баба, и что надобно ее сместить в пользу младенца, Иоанна Антоновича Брауншвейгского.

Екатерина удивленно распахнула глаза:

– Младенца?

– Младенцу нынче около четырех лет. Он сейчас живет под арестом с родителями в Риге. Мать сего младенца – родственница австрийской королевы, коей сей Ботта служил. Видно, он решил, что коль скоро они обе из Брауншвейгской фамилии, то значит и надо им обеим послужить, не жалея живота своего. Он до того заболтался с чиновниками и офицерами Ея Императорского Величества, что дошло сие до нашего друга доктора Лестока, а тот доложил императрице. Не мешкая, она учинила следствие. Я знаю, что в оном деле были замешаны Румянцевы, Лопухины, Ягужинские и многие другие. Евдокии Лопухиной язык отрезали и отправили в Сибирь.

– Да, я знаю, что Лопухины в опале, что Евдокия Лопухина чуть не лишилась головы, что была бита кнутом принародно. Мне о том рассказал Великий князь.

– Что? Пожалел князь ее?

– Пожалел. Особливо ее дочь, с коей был очень дружен.

Мать пытливо посмотрела на нее.

– Она ведь красавица, как и мать. Говорят, что императрица всегда ненавидела ее как соперницу. Нет ей теперь соперниц. Хотя, чем я, к примеру, хуже? Прежде всего, я моложе, свежее… Единственно, что ростом чуть пониже. Ну, так что из того? Она одна такая рослая выдалась на всю Европу.