Век Екатерины Великой

– Ты едешь в полудикую страну, – говорил он дочери, – где крестьяне – это рабы господ – помещиков. Понимаешь, что такое рабы? – остановившись рядом с ней, вопросил генерал, постаравшись скрыть непрошенный внутренний гнев. На что Софикхен бодро и без запинки, как на экзамене, ответила:

– Это когда одни люди зависят от других людей. Они не могут ничего без их разрешения.

Отец выжидающе посмотрел на дочь – дескать, ну, продолжай… Дочь не замедлила дополнить свои умозаключения:

– Рабы работают на других, а сами очень бедные, потому как на себя работать не остается сил и времени.

– Сие главное: рабы работают не на себя, а на хозяев, владельцев земель. И сие очень-очень плохо, потому как несправедливо, – отец осуждающе покачал головой и снова принялся вымерять помещение.

Софикхен (кратко ласкательно – Фикхен, или еще проще – Фике), следила за ним внимательными быстрыми глазами, поворачиваясь на месте вслед за ним.

– Но, – Христиан-Август паки остановился, поднял указательный палец вверх, – се огромная страна, пусть населения не так уж и много, кажется, около восемнадцати миллионов – как во Франции, которая во много раз меньше Русланда.

– Во сколько раз? – полюбопытствовала Фикхен.

– Ну, возможно, в десять раз, – неуверенно ответил отец.

– Сие значит, что ежели сложить десять Франций, то получится одна Россия, – удивленно подняв брови, заключила дочь.

– Примерно так.

Прекратив свое гулкое хождение около дочери, Христиан-Август сел в кресло, ласково погладил голову подсевшей рядом Фике.

– Очень большая страна! Как же можно управлять такой громадиной? – искренне удивилась Софикхен.

– Я сам не понимаю, – удрученно ответил отец.

Ему не нравилось, что ему строго запретили сопровождать жену и дочь за пределы страны, понеже само прибытие их в Россию не должно было афишироваться.

– Ну, что тебе еще сказать, Фике? – Немного помешкав, Христиан – Август обнял дочь за плечи, спрятав глаза. – Голштинский принц Карл Петер Ульрих, ныне наследник Российской короны – вероятный будущий твой супруг.

Отец отстранился и бросил быстрый взгляд на дочь, пытаясь уловить ее реакцию на известие. Но выражение ее лица, казалось, совершенно не изменилась. Генерал отвел глаза и продолжил:

– У него были хорошие родители. Отец его закончил Рыцарскую академию в Берлине. Бабушка, мать отца, очень родовита. К сожалению, мать свою, Анну Петровну, дочь русского императора Петра Первого, принц Петер Ульрих потерял спустя два месяца после рождения.

Фикхен широко раскрыла глаза.

– Почему? Что случилось?

– Она простудилась, разглядывая на балконе фейерверки в честь рождения сына. Была зима – он родился в феврале, почти на год раньше тебя. Я, кстати, видел герцогиню Анну сам на том балконе в первый и, как оказалось, в последний раз.

– Бедная-бедная мама Петера! – опечалилась София и плотнее прижалась к отцу. – А она красивая была?

Отец помолчал, глядя в пространство прямо перед собой, словно бы восстанавливая образ однажды увиденной им герцогини. Беспристрастно, но смягчившимся голосом он продолжил:

– Красивая брюнетка, похожа на отца. Говорят, была она очень добра, и герцог Голштейн-Готторпский Карл Фридрих, двоюродный брат твоей матушки, почитал свою супругу Анну Петровну, любимую дочь русского императора Петра, хоть и отличался герцог характером ревнивым и неуравновешенным. Говорили, что жена его очень тосковала по своим родителям и сестре, нынешней российской императрице. – Отец выдержал выразительную паузу, как бы давая Фикхен время воспринять всю значимость сказанного. Кашлянув, он продолжил:

– После смерти супруги Карл Фридрих даже учредил в ее честь орден Святой Анны трех степеней. Сам орден был назван по имени праведной Анны, матери Святой Марии. К сожалению, Карл Голштинский пережил жену всего лишь на десять лет. Теперь орденом Святой Анны может награждать его сын, Ульрих Петер. Он принял православие, и в России его именуют Великим князем Петром Федоровичем.

– Так Петер сирота?

– Круглый сирота. Единственная родственница его – тетка, императрица России Елизавета Петровна.

Генерал, замешкавшись, вновь замолчал и просительно посмотрел на дочь:

– Ежели тетка наследника, императрица Елизавета, будет требовать сменить наше лютеранство на православие, Фике, я тебе еще раз напоминаю наш последний разговор: не соглашайся, очень тебя прошу. Коли ты нужна им, то и без православной веры согласятся заключить брак.

София согласно кивнула головой. Ей очень хотелось обнять и поцеловать отца, но не решилась: слишком был серьезен и расстроен.

– Даже Петр Великий разрешил жене своего сына, Шарлотте, остаться лютеранкой.

– Конечно, папочка, ни за что не поменяю нашу веру… Как жаль, что вы не едете с нами!.. Как бы я сего хотела.

– Да, жаль, – рассеянно проговорил отец. – Фикхен, я очень надеюсь на твое благоразумие. Ты должна почтительнейшим образом относиться и к императрице, и Великому князю, и к царедворцам. Держать себя осторожно и с достоинством, уклоняться от участия в политических делах, не заступаться ни за кого, действовать осмотрительно. Я очень надеюсь, дочь!