Век Екатерины Великой

Екатерина ко всем относилась с ровным вниманием, в то время как Анна Гагарина, кою она любила и коей даже доверяла в известной степени, совершенно презирала Салтыкова и всю его семью, памятуя, что мать его была развратной женщиной. Льва Нарышкина она, как и все, терпела, считая его безвредным, благодушным и, ко всему прочему, оригинальным человеком. Впрочем, по ее мнению, ему такожде не следовало доверять. Великая княгиня давно поняла, что их частые посещения Чоглоковых имеют какую-то под собой причину, понеже оба супруга не отличались ни умом, ни обхождением, ни хлебосольством, дабы возыметь желание так часто их видеть. Окромя того, Чоглокова была паки беременна и часто нездорова. Поскольку она уверяла, что Великая княгиня ее развлекает своими посещениями, то Екатерина ее иногда навещала. Сергей Салтыков, Лев Нарышкин, княжна Гагарина и некоторые другие бывали обыкновенно у нее, когда не было концерта у Великого князя или представления при дворе. Беременной Чоглоковой было не до концертов, а подобострастный и льстивый камергер и обер-гофмейстер Чоглоков никогда их не пропускал. Хитроумный Сергей Салтыков придумал, как усыплять бдительность наставника Великого князя, когда он бывал дома. Каким-то токмо ему известным способом Салтыков сумел найти уязвимую пяту в сем недалеком, лишенном всякого воображения и ума человеке. Николай Наумович с некоторых пор возымел страстную склонность к сочинению песен – совершенно плохоньких, но, на его взгляд, вполне удачных. Токмо обнаружилась сия склонность, молодые люди, дабы отделаться от Чоглокова, всякий раз начинали просить его сочинить новую песню. Не мешкая, гофмейстер садился в угол комнаты к изразцовой печи и с удовольствием принимался за сочинительство – в то время как молодые люди разговаривали между собой без всякого стеснения. Потом все находили песню прелестной, что поощряло его на новое сочинительство. Лев Нарышкин талантливо клал их на музыку и пел вместе с Чоглоковым. Во время одного из подобных домашних концертов Сергей Салтыков признался Великой княгине, что же служило причиной его частых посещений. Сидя рядом с ней, когда все остальные распевали новую песню, он неожиданно положил свою руку на ее. Ладонь его была настолько горячей, что словно бы обжигала. Екатерина убрала свою руку и недоуменно взглянула на него. Тот смотрел на нее и не отводил взгляда. Губы его громко прошептали:

– Я люблю вас, Екатерина Алексеевна.

Лицо Великой княгини порозовело, она ничего не сказала в ответ. Таких слов ей еще никто говорил, хотя она так о них мечтала! Как раз закончилась нескончаемая песня, и все стали подниматься со своих мест. Но Левушка, оглянувшись на них двоих, без труда всех чем-то рассмешил и принялся громко о чем-то рассказывать. Не теряя времени, Салтыков, не сводя с нее глаз, продолжил вполголоса:

– Екатерина Алексеевна, я с ума схожу, день и ночь мысли заняты вами. Ничем толком не могу заняться, все валится из рук.

Кровь уже отлила от лица, и Екатерина взяла себя в руки.

– На что же вы надеетесь? – сухо спросила она.

Здесь ее жаркий поклонник чуть смутился, но остановиться со своим признаньем решительно не мог. Вид у Салтыкова был взволнованный, лицо побледнело, но глаза он не опустил. Бросив быстрый взгляд в угол, занятый Чоглоковым и остальными, он продолжил:

– Я буду дышать токмо вами, все радости жизни, которые возможны, я принесу к вашим ногам. Целыми днями я лобызал бы и обнимал вас, сделался бы хоть рабом, токмо бы находиться рядом с вами. Я не знаю, что еще сказать… словом, я готов отдать за вас жизнь.

– А ваша жена, Матрена Павловна, на коей вы женились по любви два года назад? Сказывают, вы были влюблены, она, я видела сама, все еще любит вас до безумия, – что же она скажет?

Он, не сводя с нее горящих глаз, закусил губу, потом на миг отвернулся, приводя, видимо, свои мысли в порядок. Снова бегло оглядев всех в дальнем углу, он заговорил о том, что не все то золото, что блестит, и что он дорого расплачивается за миг ослепления.

– Вы видите, что все видят нас счастливыми и говорят о том? – вопрошал он. – Но вы ведь понимаете, что можно притворяться счастливым, как бы трудно се ни было. Я не хочу унижать жену, она меня любит, но, к сожалению, к ней у меня подобного чувства нет. А так хочется любить самому! И люблю я токмо вас. Давно, с первого взгляда. Ведь я догадываюсь, даже знаю наверняка, что вы не любите и даже не уважаете своего мужа.