Век Екатерины. Заговорщики у трона

Казной государственной государыня-императрица распоряжалась для своих прихотей, как собственной, и казённые земли с крестьянами раздаривала. Диво ли, что земель не хватало, а казна пуста была; смех сказать — огромная держава российская нужду в земле испытывала, и долгах, как в шелках, запуталась! У себя-то, в немцах, Екатерина Алексеевна навряд ли могла деньги на ветер швырять — у немцев с этим строго, у них каждая полушка на счету. А у нас кто мог сказать «нет» матушке-императрице или, страшно вымолвить, запрет на её траты наложить? Лицом государыня Екатерина Алексеевна была кротка, да душой жестока: известно, что при ней с жалобщиками делали: кнут, вырывание ноздрей, клеймо раскалённым железом на лоб — и в Сибирь. Людей искалечено было при ней ничуть не менее, чем при государыне Анне Иоанновне.

Коронационный портрет Екатерины II.

Художник Ф.С. Рокотов

Недовольных властью наказывали, а власть безнаказанной была, — где тут взяться честности: от канцлера до последнего протоколиста все крали, все были продажны, а дела решались кое-как. Войны с другими странами велись, а внутри своей страны сплошное неустройство и народу стеснение; двор царский утопал в роскоши, и все приближенные к государыне так же, а народ жил скудно и бедно. Чему же удивляться, что появился злодей Пугачев и прельстил своими обещаниями простой люд?..

Ты, должно быть, знаешь, что дед твой с материнской линии Иван Кондратьев со всем своим семейством и матерью твоей среди прочих едва жертвой пугачёвцев не сделался? Он тогда в Казанской губернии проживал, а Пугачёв к Казани со своим войском приблизился. Чуть было не схватили дедушку твоего злодеи, но собственные же крестьяне за радение о них его вывезли и тем от лютой расправы спасли. Приехал он тогда с домочадцами к нам в Измайлово и много чего о Пугачеве рассказал: не разбирался тот, кто хорош был с народом, а кто плох, — всё чиновничество и дворянство поголовно истреблял.

Вот плоды правления государыни Екатерины Алексеевны, вот до какого озлобления народ доведён был! Не дай Бог такое увидеть снова, — хуже светопреставления…

* * *

А встречи с государыней-императрицей я всё-таки дождался.

— А, Иван Саввич! Хранитель и страж измайловский! Как же, помню тебя, — сказала государыня, подавая мне ручку для поцелуя. — Покойная императрица Елизавета Петровна весьма твоё усердие ценила.

— И я вас помню, ваше царское величество, — отвечал я.

— Вот и спасибо, что помнишь бедную вдову, — государыня тут улыбнуться изволила. — Какая нужда привела тебя ко мне?

Я стал ей рассказывать про наши беды, о том, как Измайлово захирело. Она слушала вполуха, продолжая улыбаться.

— Скажи, Иван Саввич, — вдруг спросила государыня, когда я закончил, — правда ли, что императрица Елизавета Петровна тайно обвенчалась с графом Разумовским и от этого брака дитя на свет появилось?

Тут взгляд её сделался таким цепким и пронизывающим, что у меня мороз по коже пробежал. Однако я собрался с духом и ответил со спокойствием:

— Ваше царское величество, я человек маленький, от тайн государственных далёкий. Извольте расспросить тех, кто по высокому своему положению всё видеть должен.

Государыня не сводила с меня глаз и молчала, молчал и я. Тогда она опять улыбнулась и сказала:

— Вижу, что скромность твоя усердию не уступает, что всяческой похвалы достойно. Вот на таковых честных и верных слугах Отечество наше держится и всё более процветает на радость друзьям нашим и на страх врагам… По делу же твоему подай прошение в канцелярию, как этого закон требует, а я перед законом менее тебя значу: он мой всевластный господин.

Этим мой разговор с государыней Екатериной Алексеевной завершился. Прошение я подал, но ответа не последовало — и не мудрено: Василий Шкурин сказывал, что тридцать тысяч дел в канцеляриях нерешёнными лежат. Зато по возвращении в Москву благодарственный респект я от государыни получил, где назван был «попечительным и усердным слугой всемилостивейшей государыни и прямым сыном Отечества».

* * *

Сына государыни Екатерины, государя-императора Павла Петровича разговора я удостоился единственный раз, когда в Москве после коронационных торжеств сей государь московских облечённых должностями лиц принимал. Однако впервые наблюдал я Павла Петровича задолго до того — в младенчестве и детских годах его, когда он при своей царственной бабушке Елизавете Петровне находился. Его родители Пётр Фёдорович и Екатерина Алексеевна плохо меж собою жили, как я рассказывал уже, и наследник их не скоро на свет появился. Но когда родился он, радость была великая, а особенно радовалась государыня Елизавета Петровна, которая внуком налюбоваться не могла. Она от отца и матери его забрала и тщательнейший уход за ним учинила: нянек и мамок к Павлу Петровичу приставила чуть не сотню и сама за ним неотрывно присматривала. Однако недаром говорится: неразумная опека хуже беспризорности, у семи нянек дитя без глазу.