Век Филарета

    Князь только глянул признательно на гостью и опустил глаза. Он никому, кроме митрополита, не признавался в переживаемом тяжелейшем отчаянии. В подступавшем одиночестве будто заново открылись ему собственные старость и слабость. Силы ушли, незачем и не для кого становилось жить. Но он видел, что графиня Татьяна, будучи немногим моложе его, напротив, еще полна пе­реживаниями и новостями сей суетной жизни, а потому с при­вычной старомодной галантностью переменил тему разговора и навел гостью на то, что ее волновало. Ясно было, что приехала она с важной новостью.

    —  Признаюсь, князь, ехала сюда с трепетом. Боюсь осуждения. И вашего осуждения, а еще более — нашего святителя... Послед­ние годы я сильно переживала за великую княгиню Марию Ни­колаевну, но не решалась вам открыть всей правды... Впрочем, вы, верно, наслышаны?

    — Отчасти, графиня.

    — Как я мучилась, как терзалась, не в силах помочь моей бывшей воспитаннице. Поверите ли, она сохранила ко мне всю прежнюю доверенность!.. О смерти ее несчастного супруга узнала я с печалью, но и с облегчением. Но к тому времени великая княгиня... оказалась в трудном положении. Натура страстная, энер­гическая, кровь кипит... Я боялась греха.

    — Так вы их поженили со Строгановым?

    — Как вы догадались, князь?.. Да. Тайный брак. Наследник и цесаревна, впрочем, знают. Они симпатизируют Строганову... Вот на кого я радуюсь от всего сердца, такая любящая пара: она его боготворит, он в ней души не чает...

    Вошедший лакей доложил о приезде высокопреосвященного Филарета, а вслед за тем в гостиную вошел и сам владыка.

    — Здравствуйте, ваше сиятельство!.. И Татьяна Борисовна тут? С приездом! С какими новостями прибыли к нам?

    Покраснев (и оттого мигом помолодев), графиня с запинками высказала разом все, что томило ее душу: она позволила повенчать и своей домовой церкви великую княгиню Марию Николаевну с графом Григорием Строгановым втайне от государя. Совершила сие по великой любви к великой княгине, дабы спасти ее от греха, но теперь терзается — не будет ли ей самой то поставлено во грех?

    Улыбка исчезла с лица митрополита. Он задумался, будто не замечая волнения графини, но вскоре обратил на нее участливый взгляд.

    — По канонам церкви греха в вашем поступке нет. Оба в совершенных летах и свободные. Да и браки, заключенные без дозволения родителей, также не расторгаются, ежели не оказы­вается законных препятствий. Будь то любая иная семья, вы могли бы вздохнуть свободно, но тут семья царская!..

    — Поверьте, владыко,— с жаром заговорила Потемкина,— воль­ность и некоторый цинизм в поведении великой княгини нанос­ные. В словах, но не в сердце! Потому она и стремилась к браку, который подвергает ее страшной опасности!

    — Да,— вздохнул старый князь,— Узнай государь, тут же брак расторгнет, отправит Строганова на Кавказ, а дочь — пожалуй что и в монастырь. Император наш имеет высокое представление о своем самодержавии и не терпит его умаления.

    «Бедный государь,— думал Филарет,— чего же стоит твое мо­гущество, если в доме своем ты перестал быть хозяином...»

    В тот самый день 22 октября 1853 года в Большой церкви Зимнего дворца проходило таинство крещения внучки импера­тора, великой княжны Марии Александровны. Восприемниками цесаревич просил быть отца и сестру Марию. Церемония текла чинно и торжественно. Отец Василий Бажанов с ласковою улыб­кой трижды опустил малышку в огромную серебряную купель и протянул ее великой княгине Марии Николаевне. Девочка спо­койно смотрела на них голубыми глазками. С молитвою он со­вершил ее миропомазание, а она все так же тихо лежала на руках тетки.

    Наконец августейшего младенца покрыли императорской ман­тией, отороченной горностаем, и передали в руки деда. Все были в особенном умилении, что, впрочем, не помешало придворным при чтении молитв затеять тихие разговоры на горячую тему. Только сегодня был опубликован императорский манифест о на­чале войны с Турцией. Все умы занимало множество интерес­нейших вопросов: кто станет главнокомандующим? Выступит ли в поход гвардия? Долго ли продлится война? Как поведут себя Англия и Франция? Поможет ли нам Пруссия?

Помимо этих общих вопросов, достойны обсуждения были и частные, относительно своих родных и близких, носивших во­енную форму и теперь долженствующих рисковать жизнью для освобождения восточных христиан из-под турецкого гнета и воз­вращения Константинополя под защиту православного креста.

    Николай Павлович подождал мгновение, не утихнут ли бол­товня и шепот за спиной, но эти сороки вели себя, как в театре, будто не сознавали ни святости места, ни торжественности обряда. Император бережно передал внучку сыну и обернулся.

    Под его тяжелым взглядом стрекочущая толпа мгновенно при­тихла. Но начался молебен, под окнами ударили залпы пушек, и разговоры вновь потекли своим чередом.