Век Филарета

Там же, в доме тестя, полюбил Вася одиночество, возможность забиться куда-нибудь в уголок и о чём-то думать. Правда, благодаря деду пристрастился к чтению. Надо бы радоваться, но беспокоила страстность тихого сына даже в чтении Священного Писания. Подчас такие вопросы задавал, что не скоро и сообразишь, что ответить. Как это Бог сотворил небеса в первый день творения, а небо — во второй?.. И все-то ему надо понять, и все-то у него какие-то сомнения... а что станет в академии?

Пленило мальчишку слово — академия, а не понимает того, что за словом может быть пустота. Знакомые рассказывали, что лекции читаются там кое-как, а большую часть дня студенты бродят по Никольской да по Красной площади, буянят, пьянствуют, распутствуют. Каково кровиночку свою бросить в этот омут праздности и развращения? В семинарии же совсем другое дело — вокруг монахи, лавра за высокими стенами...

   — Батюшка, материи брать будете?

   — Чего? — не сразу понял отец Михаил.

   — Материи, говорю, матушке Евдокии Никитичне и дочкам брать будете? — пояснил Ефрем.

   — Буду.

С деньгами у отца Михаила было по-прежнему туго, но хотелось порадовать домашних... да и знал, что тесть наверняка приготовит подарки дочке и внукам и не преминет невзначай полюбопытствовать, чем одарил их любезный зятюшка... Дуне надо покрыть новый лисий салоп, да ещё и на летнюю штофную епанчу, Оленьке и Грушеньке — материи на платьица да бусы надо бы...

Дроздовых считали со странностями. Вдовый отец Михаила Фёдоровича Фёдор Игнатьевич долго служил приходским священником, но вдруг без видимого повода и ещё будучи в добром здравии передал приход старшему сыну, а сам удалился от семьи и стал вести жизнь почти монашескую, в посте и молитве. Жил скудно, в глубоком уединении, выходя лишь в церковь. Такое поведение выламывалось из привычного образа жизни коломенского духовенства. Отец Михаил и его старший брат Иван побуждений отца понять не могли и положили их не обсуждать. Оба знали, что в иных домах Коломны с усмешкою говорят о нищем иерее-богомольце, живущем с одной свечою и без часов, обходящемся хлебом с квасом да капусткой... Как тут забыть про обеспеченную и прочно устроенную родню тестя в Москве. Только начни разговор в его доме, наверняка отец Никита возьмёт сторону Васи. Так не лучше ли решить нынче же? Василия отвезти к Троице!

С этим решением отец Михаил вернулся домой, хотя объявил его вечером по возвращении из храма.

   — Резоны твои, Василий, понятны, но я решил окончательно. С деньгами у нас скудновато, но помогать будем, ты твёрдо надейся. На еду и на квартиру должно хватить. А ты всё ж таки просись на казённый кошт. Не сразу, а через полгодика.

Тоненький светлоголовый подросток молча стоял перед отцом и теребил светлый пушок на подбородке. Возражать он не смел, но тонкие губы кривились с неудовольствием.

Бедная Евдокия Никитична замерла. Разговоры о месте продолжения учёбы Васи шли давно, но ей всё казалось, это нескоро. Неведомое место, мнилось, будто их соседний Бобренев монастырь вроде и не Коломна, но близко и знакомо. В глубине души таила она наивную надежду, что учебное дело Васи как-нибудь так само обернётся, что он останется дома. Оказалось же, что действительно надо ехать, и ехать далеко и ехать надолго... Тихие слёзы покатились из материнских глаз.

   — Там, полагаю, экзамен может случиться, — продолжал отец. — Так что сразу после праздника бери латинскую грамматику, Винклерову философию и зубри...

А Евдокия Никитична разом видела и нынешнего стройного и румяного Васю, и маленького, тщедушного, бледного, кричавшего от голода, а у неё пропало молоко, покупали коровье, и судачили втихомолку кумушки: «Ну, от скотского-то молока как есть поповский сын дурачком вырастет!.. Пастухом станет!» А нынче те же соседушки поневоле хвалят её Васю да завидуют: он и послушный, и учёный, и вежливый, а их сынки дурни дурнями выросли! «Прости, Господи, за осуждение злобное! — осеклась Евдокия Никитична. — Скоро старость, а страсти не отпускают». А было попадье в ту пору тридцать пять годов.

В спальне наедине тоном помягче сказал отец Михаил жене перед долгими своими вечерними молитвами:

   — Ты, мать, потихоньку одежонку его починяй. Сюртучок бы ему новый надо, да не получится справить нынче. Ты тот его, фризовый почисти. Хочется, чтобы не хуже других выглядел, а куда деться — приданое Олюше собирать надо... Особенно не спеши, милая, отправимся после Крещения.

Тёмная, звёздная и морозная ночь опускалась на тихую Коломну, на окраине которой в маленьком домике в четыре окна с чудесной башенкой на крыше готовились к близкому расставанию.

Глава 2 НОЧНЫЕ ДУМЫ

Сон никак не шёл. Впал было в дрёму под тихое бормотание отца, стоявшего на коленях в спальне перед божницею, но вдруг будто тёплою водою смыло всю сонливость.

Он уезжает!