Век хирургов

Порро постепенно продевал серебряную проволоку через края раны, стягивая их. Окончив, он скрутил концы своей металлической нити и наложил повязку из корпии и лейкопластыря. В довершение полоской пластыря он закрепил сфинктер на животе и дополнительно на правом бедре женщины, чтобы сделать его абсолютно неподвижным.

С двадцать первого мая по десятое июля 1876 года Порро с ученическим прилежанием достойным лучшего применения тщанием вел журнал, где делал отметки о самочувствии его пациентки. В его записях, стоит только со стороны, непредвзято взглянуть на них, проступают и ожидание, и страх, и надежды, и разочарования, и новые надежды.

Вечером того же дня, когда состоялась операция, и последовавшей за ним ночью Джулия Коваллини жаловалась на жар и жжение внутри живота. Рвота не давала ей уснуть. Вероятнее всего, это были последствия наркоза. Или, может, первые признаки воспаления брюшины? Утром двадцать второго мая температура женщины поднялась до 39 градусов. Вечером термометр показывал уже 40 градусов. Боли в подчревной области усилились. Порро решился заглянуть под повязку, поскольку опасался, что шейка матки могла выскользнуть из проволочной петли и снова оказаться в брюшной полости. Однако он нашел шейку в прежнем положении, но все же покрепче затянул петлю. На шейке матки были заметны следы начинающегося нагноения повыше перетяжки, а стало быть, инфекция не могла затронуть брюшную полость. С того самого дня Порро два раза в день менял повязку, и каждый раз был охвачен страхом – ведь шейка все еще могла соскользнуть внутрь и вызвать заражение – перитонит. В последующие дни лихорадка только усилилась, температура поднялась выше 40 градусов. Больная была беспокойна и бредила.

Порро метался между надеждой на лучшее и покорностью злому року. Общая клиническая картина в точности напоминала ту, которая была характерна для предсмертной стадии недомогания после кесарева сечения. Но регулярная замена повязки все же давала ему новую надежду. За исключением незначительного нагноения в области операционного шва никаких тревожных симптомов он не наблюдал. Снаружи рана начала затягиваться. Та часть шейки матки, которая находилась с внешней стороны брюшной стенки повыше проволочной петли, начала отмирать и в конце концов отпала. Поэтому сфинктер вскоре был удален. Через дренажную трубку, заведенную в брюшную полость, также не поступало почти никаких выделений. Двадцать седьмого мая были извлечены несколько участков серебряной проволоки. Тридцатого мая дренажная трубка была заменена на меньшую. Но, может, это было всего лишь обманом?

Объятое лихорадкой тело больной буквально пылало. В ночь на первое июня температура достигла отметки в 40,4 градуса, что грозило сбоем в работе сердца. Порро всю ночь просидел у постели своей пациентки, молча, белыми ладонями подпирая голову. Он сомневался, что причиненное им увечье имело смысл, и был почти уверен, что в Италии, где так сильна власть церкви, чаша весов склонится на сторону женщины. Для него же, как подсказывал ему здравый смысл, эта операция отзовется невероятной силы ударом, который, быть может, прибьет его к земле, не оставив шансов подняться. Порро не спал до самого утра. Он измерял температуру, измерял ее несколько раз за ночь.

Он отваживался верить в чудо. Но это было одно из тех чудес, в которые было сложно не верить. Температура спала. С того самого дня она начала снижаться постепенно, и восьмого июня вернулась в пределы нормы. Джулия Коваллини впервые со времени операции стала обращать внимание на окружающий ее мир и вспомнила о своем ребенке. Одиннадцатого июня у нее снова случился приступ озноба. Она снова жаловалась на пронизывающие боли внизу живота. Порро, в очередной раз занервничавшего, стали глодать новые сомнения. Тогда он еще не подозревал, что во время операции им была уже удалена самая главная причина смерти. Но в рану все же попала инфекция, поскольку руки его и инструменты были отнюдь не стерильными. И вот наступило двадцать третье июня. Это был тридцать третий день после операции. Лихорадка вдруг покинула тело Джулии Коваллини.

Именно в этот день Порро впервые застал ее вне больничной постели. Он увидел, как легко и почти беззаботно она прохаживается по комнате, укачивая на руках маленькую дочь. В те минуты он почувствовал, что на этот раз успех не минует его и что тот успех не за горами.