Век криминалистики

До 1870-х гг. врачам казалось, что легко сравнить цвет, кутикулу, толщину сердцевины волоса с места преступления с образцом волос подозреваемого – и вот мы уже знаем, его ли это волосы или нет. Но уже в 1879 г. Вирхов в своей экспертизе использовал весьма осторожную формулировку: «Ничто не противоречит тому, что исследуемые волосы принадлежат обвиняемому. Однако они не имеют таких типичных признаков, какие позволили бы однозначно отнести эти волосы к обвиняемому». С тех пор много раз пытались доказать наличие в волосах определенных признаков и типичных характеристик, которые свидетельствовали бы о принадлежности этих волос одному конкретному человеку. Как выяснилось, и на голове одного человека волосы могут быть разной толщины, с различными кутикулами, различной толщиной сердцевины и ее наполнением, с различными формами корней и кончиками, точно так же на одной голове могут расти волосы разной окраски, и определить средний цвет волос человека можно лишь после сравнения нескольких растущих рядом волос – блондин, брюнет, шатен, светлый шатен, темный шатен. Сколь ненадежной ни была бы экспертиза волос по цветовому признаку, но именно на ней на рубеже веков было основано расследование смерти австрийки Терезы Пухер. Волосы из руки убитой сравнили с волосами подозреваемого, и эксперт пришел к выводу, что это волосы из его бороды. Заключение основывалось на том, что в волосах с места преступления и в волосах подозреваемого исключительно необычно сочетаются фрагменты с темными и со светлыми пигментами. В любом случае эксперт, к счастью, все же заметил, что «сравнение волос с места преступления не может с абсолютной уверенностью идентифицировать их принадлежность». В итоге выяснилось, что подозреваемый невиновен, и в убийстве признался другой. Даже исключительного совпадения, стало быть, недостаточно, чтобы полностью идентифицировать принадлежность волос, если материала для исследования мало. Из этих и схожих соображений ученые решили полагаться на результат исследования только крупных прядей волос и сначала определять свойства волос с места преступления и сравнительного материала и выводить общее значение и для того, и для другого, и только тогда начинать сравнение. В 1902 г. один из последователей доктора Лендера, вошедшего в историю криминалистики после расследования дела с топорами в Варзинской лощине, окружной врач Хаазе сравнил пучок волос с головы убитой женщины с пучком волос, зацепившимся за край кармана задержанного. При этом Хаазе сравнил соотношение между общим количеством волос, содержащих сердцевину, и волос без сердцевины. И выявил полное совпадение. На сей раз задержанный действительно оказался виновным в убийстве. Но и этот метод казался недостаточно надежным. Каждый отдельный случай нуждался в перепроверке и вызывал сомнения. Ученые пришли к мысли, что, может, неповторимые особенности волос каждого человека зависят от внешних факторов воздействия – от типичных частичек грязи до искусственной завивки и окрашивания. На рубеже веков и позднее в Германии, Франции, Австрии и Италии вышло множество исследований по искусственному окрашиванию волос серебром, марганцем, железом, висмутом и солями кальция и о методах определения красителей химическим путем. Ученые надеялись хотя бы в этом найти возможности идентификации волос. Но еще и в 1909 г. идентификация волос была делом трудным и ненадежным. А криминалистика нуждалась в методах исследований волос, хотя бы для того, чтобы такой анализ мог методом исключения сузить круг поиска для детективов и не увести их по ложному следу.

6

Таковы были знания и опыт ученых, на которые мог рассчитывать и опираться доктор Бальтазар, когда 19 июля 1909 г. исследовал в парижском морге волосы из руки убитой Жермены Бишон.

Более тщательный осмотр в морге подтвердил выводы, сделанные им в квартире Урселя. 9 рубленых ран были нанесены лезвием топора, 48 – обухом. Вскрытие перенесли на следующий день, но оно вряд ли дало бы новые сведения о совершении преступления. Бальтазар сосредоточился на волосах. Он хотел доказать, что это женские волосы, а именно волосы убийцы, а не жертвы. Остальное сейчас было не так важно.