Век криминалистики

Бари увидел в этом подтверждение правильности своих действий. Однако этого ему было мало. Присущие ему подозрительность и ненависть к евреям заставили его предположить наличие связи между обнаружением трупа и тиса-эсларскими евреями. Тот факт, что утопленница была в платье Эстер Шоймоши, сжимала в руке ее платок с краской, возбудил в нем подозрение, что друзья арестованных специально «нарядили» чей-то труп, чтобы создать впечатление, будто Эстер утонула, и таким путем спасти своих единоверцев от обвинения в убийстве. Его подозрения окрепли, как только он получил написанное каким-то неизвестным, которому, очевидно, пришла в голову такая же мысль, анонимное письмо. В этом письме сплавщик леса по Тиссе еврей Янкель Смилович обвинялся в том, что он участвовал в подбрасывании неизвестного трупа. Автор письма утверждал, что идея подбросить труп исходила от Амзеля Фогеля из Тиса-Эслар. Двое каких-то евреев будто бы привезли труп в вагоне на станцию Тиса-Сент-Мартон и передали его Смиловичу. Другой же сплавщик – еврей Давид Гершко – переправил его затем под своим плотом в Тиса-Эслар. Там неизвестная еврейка принесла платье, такое же, какое носила Эстер, и узелок с краской. Труп был переодет при помощи еще одного сплавщика – подкупленного венгра по имени Игнац Матей. Бари велел арестовать Фогеля, Смиловича, Гершко и доставить их в «замок Каллаи». Все они отрицали свою вину. В ответ на это полицейский комиссар заставил Фогеля литрами пить холодную воду до тех пор, пока он не скорчился от боли. Затем его заставили бегать по кругу до тех пор, пока он не свалился. В конце концов он признался во всем, что от него требовали. Признался и Смилович – из страха, что и его будут так же мучить. Но поскольку он был не в состоянии назвать имена тех двух евреев, которые якобы передали ему чужую покойницу на станции Тиса-Сент-Мартон, то еврейских жителей Тиса-Эслара заставили выстроиться в шеренги перед муниципалитетом и Бари потребовал от Смиловича показать среди них обоих неизвестных. Перепуганный Смилович показал на тех, кто стоял в самом начале шеренги, – Мартина Гросса и Игнаца Клейна. Их избили и заставили пить воду, пока они не закричали: «Прикажите, что я должен сказать, я все скажу!»

Гершко после избиения заставили подписать протокол, составленный на венгерском языке, которого он не понимал. Матей, единственный из названных анонимом, избежал ареста, но зато получил столько ударов по пяткам, что признался, будто оказывал помощь при переодевании неизвестной покойницы. Когда арестованных переводили в тюрьму Ньиредьхазы, депутат Оноди сказал тюремным стражникам: «Прогоните этих еврейских ублюдков перед моей усадьбой, чтобы моя жена и слуги потешились».

Дальнейший ход этого дела привел к дикому разгулу страстей и ожесточенным дискуссиям далеко за пределами Австро-Венгрии. Тиса-эсларское дело стало предметом парламентских дебатов в Будапеште и Вене. Прокуратура в Будапеште не видела иного выхода, как назначить перепроверку всего дела под ее контролем, которая была поручена прокурору Сейферту. Одновременно с этим несколько наиболее известных венгерских адвокатов, в том числе и депутат имперского парламента Карл фон Этвёш, предложили свои услуги для защиты интересов арестованных.

Когда в октябре 1882 г. Этвёш закончил изучение материалов дела и поговорил с некоторыми арестованными, он пришел к убеждению, что никаких доказательств «убийства в синагоге» нет и что все это дело построено на слухах, предвзятости, бесчестности и расовой ненависти, при полном отсутствии каких-либо правовых оснований. Кем являлся, по сути дела, основной свидетель Мориц? Не заслуживающим доверия психопатическим ребенком, которому внушили его показания. Что представляли собой признания арестованных? Ничего. Каждый из обвиняемых опроверг бы их, как только его избавили бы от истязателя Бари. Особое внимание Этвёш уделил покойнице, выловленной из Тиссы. Он прочитал протокол, составленный Трайтлером, Кишем и Хорватом. А так как он провел немало процессов в Будапеште и еще больше их наблюдал, то был знаком и с пионерами венгерской судебной медицины, получившими свои первые познания в этой области во Франции. Их звали Айтаи и Бэлки. Но Этвёш очень часто бывал и в Вене, где в прошлом году как раз стал свидетелем того, как под руководством профессора Эдуарда фон Гофмана венская школа судебной медицины получила заслуженное признание. Гофман произвел большую сенсацию, сумев опознать среди полностью обгоревших жертв пожара в венском Ринг-театре большое число погибших по их зубам и по особенностям их скелетов. Этвёш, таким образом, имел определенное представление о возможностях судебных медиков. При изучении протокола вскрытия, произведенного в Тиса-Даде, он пришел к выводу, что оно было проделано крайне непрофессионально. Но если хирурги ошиблись, если найденный труп не был трупом более взрослой девушки или женщины, а был трупом Эстер Шоймоши, – что оставалось тогда от обвинения?