Тем не менее по обе стороны океана все чаще можно было услышать об оружейниках, привлекаемых судами в качестве "экспертов по стрельбе". Они умели собрать и разобрать ружье и револьвер. Они обладали более или менее точными знаниями о стрельбе, а заключения, которые от них требовались, касались по большей части вопросов о том, был ли произведен выстрел из оружия, заряженного с дула или с казенной части; с какого расстояния то или иное оружие поражает цель, стреляли ли из данного ствола дробью и как далеко она "рассеивается".
[290]
Прошло еще десять лет. Наконец весной 1889 г. этими вопросами занялся профессор судебной медицины Лионского университета Лакассань. Из тела убитого он извлек пулю и при ближайшем рассмотрении обнаружил на ней семь продольных полосок, или "бороздок". Пуля была того же калибра, что и револьвер, выкопанный из-под пола в доме одного из подозреваемых в убийстве, и, следовательно, могла быть выстрелена из этого револьвера. Но "могла" - не значит "обязательно была". Поэтому Лакассань с особым рвением занялся семью "бороздками".
В XIX в. со стволом огнестрельного оружия произошли значительные изменения. В принципе оружейники еще триста лет тому назад знали, что дальнобойность и прицельность огнестрельного оружия могут быть чрезвычайно увеличены, если на внутренней стенке ствола провести бороздки, или "нарезы", расположив их спиралевидно по всей его длине. Пуля, пущенная по такому стволу, начинала вращаться и поражала такие цели, которые были недостижимы при стрельбе из гладкоствольного оружия. Однако до тех пор, пока огнестрельное оружие заряжалось с дула, втиснуть пулю в "нарезной" ствол было чрезвычайно трудно. Поэтому сначала должен был получить развитие способ заряжания оружия с казенной части, при котором пуля вместе с начиненной порохом гильзой закладывается в ствол сзади. Сила порохового взрыва с легкостью гнала бы снаряд по нарезам ствола, заставляя его при этом вращаться.
Каждый фабрикант оружия разрабатывал свою конструкцию. Некоторые из них оснащали канал ствола пятью, другие - шестью нарезами. Одна ружейная модель отличалась от другой шириной нарезов и промежутков между ними. Различным было и число витков образуемой ими спирали внутри ствола, а также обусловленное "завихрением" нарезов направление вращения пули слева направо или справа налево. Каждый фабрикант считал, что его решение - самое лучшее.
Когда в 1889 г. профессор Лакассань рассматривал выпущенную убийцей пулю с семью бороздками, никто еще не имел надлежащего представления обо всех этих различиях. Лакассань пришел к выводу, что эти бороздки не что иное, как следы, оставленные на пуле нарезами, имеющимися в канале ствола револьвера. Когда чуть позже ему принесли револьверы нескольких подозреваемых лиц, он нашел среди них один с семью нарезами в стволе. Никогда прежде не приходилось .ему встречать такой револьвер. На основании совпадения числа нарезов в канале ствола револьвера и числа бороздок на пуле владелец этого оружия был осужден как убийца. Ныне, по прошествии времени и с учетом накопленного опыта, можно лишь надеяться, что он и был в действительности убийцей. Ведь вполне могло быть, что какой-нибудь мелкий производитель оружия во Франции изготовил несколько револьверов с семью нарезами.
Прошло еще почти десять лет. В 1898 г. Пауль Езерих, бер
[291]
линский химик, увлекавшийся криминалистической работой, был приглашен в качестве эксперта в суд маленького немецкого городка Нойруппин. Там ему вручили пулю, извлеченную из тела убитого, и револьвер подсудимого. Езерих выстрелил из этого револьвера и сфотографировал под микроскопом пулю, извлеченную из тела убитого, и пробную пулю. Если обе пули были выстрелены из одного и того же револьвера, рассуждал он, то, вероятно, обе они должны иметь на себе одинаковые отметины от канала ствола. При сравнении обеих фотографий Езерих отчетливо увидел очертания нарезов и промежутков между ними ("полей"). Правда, ввиду его ограниченного опыта они показались ему "аномальными". Причем эта "аномалия" была одинакова хорошо видна на обеих пулях, что и оказалось решающим для вынесения обвинительного приговора. Но сфера интересов Езериха была слишком широкой, поэтому занимался он проблемами судебной баллистики сравнительно мало и все, чего он достиг в этой области, свелось лишь к нескольким намёткам.